Анекдоты о императоре Павле Первом, самодержце Всероссийском
Собранные из разных иностранных и российских писателей и изданные Е. Тыртовым
Ее императорскому величеству всеавгустейшей монархине, всемилостивейшей государыне императрице Марии Федоровне с благоговением посвящает издатель
МОНАРХИНЯ!
Нелестная хвала царям не умирает!
Что Павел был велик, в том свет нас уверяет;
Что он Отечество любил, его сынов,
Россия свету в том есть истинный свидетель.
Чего ж недостает, сиять чтоб в тьме веков?
Его прославит Марс, тебя же – Добродетель!
Вашего императорского величества верноподданный
Евдоким Тыртов.
Издатель с благодарностью примет замечания на сии “Анекдоты” почтенных читателей, которые, пламенея любовью к Отечеству и покойному императору, конечно, не оставят показать ему, чего недостает в них и что должно прибавить.
Можно ли, чтоб правнук Петра Великого и сын Екатерины Великой, – более, чтоб славный император россов, каков был Павел, оставался неизвестным? По крайней мере никто еще в нашем Отечестве подобного сему не писал о нем.
Кто только лишь имеет, говорит Вольтер, что касающееся до чести царя, основанное на истине и заслуживающее внимание общества, то должен издавать в свет. Сего требует польза и слава народов.
Все то, что я имел счастье слышать и читать о покойном государе, может быть не многим известное, все то выдаю в свет без всяких излишностей и пристрастия.
Внутреннее признание к достоинствам исполняет нас благоговением к тем мужам, которые, обладая миллионами людей, управляя скипетром с кротостью и правосудием, соделали из них многие тысячи счастливыми.
Павел Первый, ревностно к добру расположенный, по любви своей к народу и Отечеству, по добродетели и редким качествам, сохранил образ свой в душах, ему обязанных. Память его будет вечно благословляема потомством.
Издатель почтет себя счастливым, когда кто из читателей сообщит ему что служащее к продолжению сих анекдотов.
От издателя
Какой государь в столь краткое время своего царствования прославил себя так, как император Павел Первый?
Не прошло и трех лет по вступлении на престол, как имя его стало известно самым отдаленным краям света. Звук его оружия прогремел на высочайших горах Европы и Азии. Народы Востока узнали его добродетель, предприимчивость, кротость и благосклонность; самые оттоманы, по вере и просвещению лютейшие враги России, были его друзьями.
Запад, удивленный победами, с изумлением взирал на победоносные его армии, которых совершенно он был достоин и которых рачительною, можно сказать, беспримерною дисциплиною приуготовил к той славе, какую приобрели они в его царствование. Он первый из российских государей прославил себя победами над народом, до наших времен почитаемым целою вселенною. Самые галлы были несчастною жертвою справедливой воли Павла Первого.
Север, сколько законами, столько и щедротами убежденный, признал его достойнейшим из царей своих. При имени императора всякий из нас ощущал в сердце своем трепет страха, любви и повиновения.
Здесь следует краткое описание душевных и телесных его способностей
Павел Первый росту был невысокого, но походку имел гордую, вид величественный; сила и деятельность оказывались во всех его упражнениях; взор, исполненный живости и огня; голос громкий, произношение сановитое; мысли свои выражал с жаром, но свободно, кратко и сильно; словом: при первом на него воззрении всякой чувствовал к нему высокопочитание со страхом и любовью.
Как сын великих родителей он оказывал во всех делах своих прозорливость и добродетель, премудрость и умеренность. Его снисхождение и непринужденность в обхождении привлекали сердца всех к нему приближавшихся.
От выгод отличного воспитания имел он настоящее понятие о науках и потому всегда был щедрым покровителем ученых; он помнил уроки своих наставников. Едва принял присягу от армии и народа, как стал помышлять о воздаянии последнего долга скончавшейся своей матери; все жители столицы имели случай видеть истинное человеколюбие, смешанное с сыновнею любовью сего отличного государя. Он без всяких знаков отличия, приличных даже и в таких случаях самодержцам, в простом глубоком трауре со всею фамилиею провожал вынос до церкви Петропавловской крепости.
Любовь его к подданным превосходила всякие пределы понятия; она, можно сказать, была его душою. С какою неутомимою ревностью занимался он трудами правления! Кто бы другой захотел облегчить тягость его короны и подвергнуться тем законам, какие в рассуждении сего император предписывал себе!
Деятельность его была столько же беспримерна: он уважал ее как в себе самом, так и в других. Даже и во время обыкновенных отдохновений деятельный государь один труд переменял другим и после обеденного стола уходил в кабинет свой, в котором до тех пор занимался государственными делами, для вечера назначенными, пока час других упражнений не напоминал ему оные.
Добродетель его была столько же беспримерна, сколько и любовь к подданным.
Отличное рождение не есть тщетный предмет, если оно имеет в себе много существенного, что тогда бывает, когда предки были добродетельны. Павел приобрел сие двойное наследство славы и добродетели.
Милость, как говорит один писатель, хвалилась на суде и в самых тех случаях, когда многим его делам препятствующие злодеяния к строгости принуждали.
Но впадающие в преступление неумышленно или по стечению каких-либо обстоятельств всегда находили в нем отца.
В сомнительных делах страшился он оскорбить судимого и в таких случаях, как я от многих слышал верных людей, нередко, подобно великому прадеду своему, говаривал, что лучше десятерых винных простить, нежели одного невинного оскорбить.
Он знал, что добродетель есть мать умеренности и что она есть стража при дверях дома, дабы запереть вход толпе пороков. Неприятель праздности: жизнь строгая и заботливая утверждает непрестанно крепость души его.
Правосудие сего примерного императора было ко всем равное, без наималейшего послабления и лицезрения.
Разобрать заблуждение и неправду, которые нередко бывают затмеваемы судебным порядком; разрушить мрак, коим правда сама собою окружена и которым злость человеческая еще, так сказать, ее покрывает; выводить большие доводы, не пренебрегая и самыми малыми; дополнять рассуждением иногда медленное испытание; очистить производство дел от ябеды; соединить повсюду глубокое рассуждение с приятным красноречием; располагать весы правосудия так, чтобы движением оных истина превышала неправду, – таковы-то суть подвиги правосудного государя, и которые всегда были главными предметами Павла Первого!
Храм правосудия, который издавна приобык внимать знаменитым царям, носящим на себе сию почтенную и многотрудную должность, с каким восторгом внимал гласу вшедшего в первый раз в него сего монарха!
В предприятиях его никакая трудность не могла его удержать. Средства, самые чрезвычайные, самые скорые и самые отважнейшие были те, которые он почитал к скорому произведению своих намерений, причем деятельность его как бы умножала его некоторым образом и делала повсюду присутствующим; самые обширные намерения никогда не устрашали Павла Первого. Он следовал им с необычайною твердостью, которая отнимала все, что ни казалось в них сперва химерическим.
Смелость его ума, страсть к славе и чрезвычайным делам заставили его предпринять и совершить все то, что мы знаем из его истории.
Народ столько был привержен к нему и так об нем думал, что ревностный и по всей справедливости великий дух его сравнивал с духом мудрости Петра Великого, который в самом деле, как казалось, руководствовал общему течению всех дел Павла Первого.
Он имел такую гибкость духа и столь твердое внимание, что употреблял руку к письму, ухо к слушанию и голос к сказыванию, и в одно время умел следовать трем разным идеям без запинания или ошибки.
Как император во всех частях государственного правления благоучрежденной и твердо основанной империи и как повелитель многочисленных, храбрых и беспримерно победоносных армий Павел Первый всегда стремился к великим делам и крайне пристрастен был к славе воинской, прилично сану и могуществу своему.
Конечно бы, другой государь не с такою решительностью вступил в союз с другими державами и не так бы скоро послал войска свои на столь отдаленный край Европы сражаться с таким народом, каковы французы, если бы не имел такой надежды на войско и на народ свой, какую имел Павел Первый.
Император согласился на предложения дворов венского и лондонского. Он заключил с четырьмя разными державами оборонительный союз. Он подал руку султану Селиму Третьему, и луна, показалось, по единому его мановению с крестом соединилась.
“Я решился, – пишет император к фельдмаршалу графу Суворову, – послать вас в Италию на помощь его величеству императору и государю, союзнику и брату моему.
Суворову не нужны ни триумфы, ни лавры; но Отечеству нужен Суворов. Желания мои сходны с желаниями Франца II, который, поручая вам верховную власть над своею армиею, просит вас принять это достоинство.
Итак, от Суворова зависит исполнить обеты Отечества и желания Франца II”.
Все сие не служит ли доказательством тому, что государь сей имел дух бодрый, воинственный и притом необычайно скорый, предприимчивость, основанную на добродетели и надежде?
Благодарность Павлова и награда за заслуги достойны всякого удивления.
Редкий из владык земных может равняться с ним в его щедрости. Если таланты изъясняются сравнением, то Павел Первый в сей добродетели подобен Марку Аврелию и Титу, римским императорам.
Он никогда не забывал заслуг, от кого оные ни были оказаны, от благородного или низкого происхождения человека. Он почитал в сих случаях одно дарование сердца, а не породу и признательностью свою оказывал к таковым при всяком случае на словах и на письме.
В доказательство сему, а более какую имел он способность изъяснять в письме все то, что чувствовал, помещаю здесь не многим, может быть, известный рескрипт* его к фельдмаршалу Суворову за победы и завоевание Италии, при посылке сему герою осыпанной бриллиантами табакерки с своим портретом.
______________________
* Он помещен в книге под названием “Подвиги Суворова в Италии и Швейцарии“.
______________________
“Портрет мой, – пишет государь, – свидетельствует всему свету благорасположение и признательность государя к великим делам подданного. Вы ознаменовали славою мое царствование”.
И другой к тому ж фельдмаршалу, когда воззвал его на достоинство генералиссимуса всех войск своих:
“Побеждая всюду врагов Отечества, недоставало вам еще одного рода славы, преодолеть и самую природу; но вы и над нею одержали ныне верх. Поразив еще раз злодеев веры, попрали вместе с ними козни сообщников их, злобою и завистью противу вас вооруженных. Ныне награждаю вас, по мере признательности моей, и, ставя на вышнюю степень, чести и геройству предоставленную, уверен, что возвожу на оную знаменитейшего полководца сего и будущих веков”.
Праведная награда! Беспримерная признательность великого самодержца, совершенно знающего [как] отличать и как награждать за заслуги подданных!
СЛАВА ЕГО
Клейноды с ней*, власть, росска сила;
Вдали блестит Европы строй;
Стрел тучи Азия пустила,
Готовы алеуты в бой.
Темнят крылами понт грифоны,
Льют огнь из медных жерл драконы;
Полканы вихрем пыль крутят;
Безмерные поля, долины
Обсели вкруг стада орлины,
И все на царский смотрят взгляд.
Миров владыке лучезарных
Так внемлют все стихии, тварь:
В могуществе ему нет равных.
Властитель душ, любимый царь,
Речет – и флот сквозь волн несется;
Велит – и громом твердь трясется,
Тьма всадников чрез степь летит,
И гнев его есть гнев вселенной;
Но лишь с улыбкою священной
Прострет он длань – и все молчит**.
_____________________
* См. Аониды. Часть III. Стр. 195.
** Дух стихов сих, взятых мною из оды единственного соперника бессмертного Ломоносова, совершенно соответствует славе и духу великого императора.
Анекдоты об императоре Павле Первом
Павел Первый велик в воздаянии почестей достойным из своих подданных
Вскоре по вступлении своем на престол его величество, получа известие о смерти фельдмаршала графа Петра Александровича Румянцева-Задунайского, в тот же час отдал приказ наложить на три дня траур на весь императорский дом свой, сказав при том: “Румянцев во время царствований отца и матери моей прославился в России более, нежели Тюрен во Франции. Он почитаем и любим был покойным императором, и был ему [Петру Третьему] предан; за что воздаю такую честь его памяти, какой еще ни один полководец не имел в моем Отечестве”.
И подлинно – какой пример!
(От его превосходительства Петра Ивановича Козловского).
Павел Первый есть друг человечества: ибо лучшее его удовольствие состояло в том, чтобы находить себя прямо человеком
Девятого-надесять [19] сентября 1800 года на сражении (в Голландии) полк Бекендорфов занимал самый опаснейший пост, где он сильно претерпел от французов. При самом жестоком и отчаянном нападении их подпрапорщик Щегловитов увидел, что он не может спасти носимого им знамени; тогда, по совету и ободрению прапорщика Багогевута, стоявшего подле него, сорвал он знамя с древка, обернулся в него и таким образом пал с ним вместе на поле сражения, на котором он возле храброго своего сподвижника Багогевута умер достославною смертью.
Павел Первый, получа о сем донесение, сказал окружающим его: “Не удивляюсь, ибо храбрость и мужество есть наследие моих подданных; но знаю, что воин сей был такой же человек, как и я; он мой брат столько же, сколько и ваш; он пожертвовал жизнью для чести Отечества – почтим же его память”*.
_____________________
* Слова, достойные отца Отечества.
_____________________
Император повелел имя подпрапорщика Щегловитова вышить на всех знаменах полку Бенкендорфа – это всем было известно.
(Из политического журнала)
Признательность и награды Павла Первого за верную службу к генералиссимусу графу Суворову
Добродетель составляет первое достоинство человека. Государь, говорит Пуфендорф*, всех более должен почитать ее, тогда он подобен Богу, и не забывать благотворить своим подданным. Счастлив он, когда окружен такими людьми, которые из ревности к нему и Отечеству напоминают ему о сей священной его обязанности.
_____________________
* В “Европейской истории”.
_____________________
Граф Суворов, примерный полководец Севера, единственный герой прошедшего столетия, по своим быстрым успехам и победам, по всей строгой справедливости достоин удивления света.
После побед его, в Италии одержанных, после донесений о завоевании Туринской цитадели, уверения о скором падении Мантуи, о новом облежании Тортоны, о поспешном отступлении генерала Моро в Бокету к Генуе и поверхностях, во многих небольших сражениях им одержанных, Павел Первый послал к графу Суворову богато алмазами осыпанный портрет свой для ношения на груди; возвел его в княжеское достоинство великой и пространной своей империи и приложенным к грамоте на оное именным указом повелел к пожалованному ему от великой матери своей после Рымникского сражения наименованию присовокупить наименование Италийского. Второй за сим последовавший указ изъявил неограниченное благоволение Павлове за дела военачальника его, в котором он повелевал гвардии и всем российским войскам везде, даже и в присутствии своем, отдавать ему* все воинские почести, подобно отдаваемым высочайшей особе императора. Почтенный и старый сей герой мог один хвалиться тем, что от рук строжайшей справедливости получил награду, за которую обязан был единственно заслугам своим и редким сведениям, а не счастью или снисканному придворному покровительству.
______________________
* “Мы жалуем генерал-фельдмаршалу, графу Суворову-Рымникскому, знаменитое достоинство князя Российской империи с титулом Италийского, распространяя оное на всех его потомков мужеского и женского родов, повелевая ему быть и писаться князем Италийским, графом Суворовым-Рымникским” и проч.
_____________________
Пример сей доволен в доказательство того, какое добродетельное сердце имел император и что Павел Первый всегда готов был благодетельствовать.
(Из “Жизни императора”)
Правосудный и достопамятный ответ императора Павла Первого одному из его генералов
По вступлении на престол император приговорил двух армейских офицеров к строжайшему аресту в крепости за ссору, учиненную ими между собою, в которой один другого ранил было шпагою смертельно. При чем генерал N. просил государя из сих офицеров о том, который был знатной фамилии, и просьбу свою заключал тем, что и он бы, будучи на месте его, так же бы поступил. “Тем бы ты хуже сделал, – отвечал ему равнодушно император, – ибо после сего справедливее не мог бы ожидать себе прощения”*.
(От Дмитрия Николаевича Епифанова)
______________________
* Правосудие его было ко всем равное без наималейшего послабления и лицезрения: богатые и убогие, знатные и низкие, чужестранцы и свои одинакую ощущали правду. Престол его был престолом правды.
______________________
Новое соблюдение, оказанное от Павла Первого чести воинского состояния
С самой кончины императора Петра Великого гвардейские наши полки представляли надежный способ богатым и знатным молодым людям выходить в чины без службы.
Младенцы в колыбелях, которых родители имели покровительство или связи с знатнейшими людьми при дворе, записывались в гвардию и наряду с прочими были производимы чинами; потом по выслуге, не видав никакого полка, не служа нигде, превосходили чинами служащих и опытных офицеров.
Соблюдение чести воинского состояния империи всегда было в виду у императора Павла Первого. Он, по вступлении своем на престол, со строгостью отменил сии злоупотребления, вкравшиеся при гвардии во вред офицерам, служащим по армии.
Император выключил из гвардии всех, к службе еще не способных малолетних, и таким образом единою чертою пера прекратил шестидесятилетнее сетование своей армии.
(Из “Жизни императора”)
Павел Первый желает, чтобы все его установления и приказания были исполняемы со всевозможною скоростью и проворством
Если можно найти ему в сем отношении сравнение с одним каким монархом протекших веков, то разве со знаменитым и столь долго в неизвестности погребенным римским императором Юлианом*. В Павле Первом находим мы приключения подобные тем, какие встречаем в жизни того царя. Находим в нем блестящие добродетели, возвышенные чувствования и великие творения.
______________________
* См. Ролленеву “Римскую историю”. Том VII.
______________________
Таким образом, будучи еще наследником, отдавал он свои приказания.
Павел Первый писал между прочим к одному из своих подданных: “Мои установления и предприятия требуют непосредственных успехов и исполнений; иначе они трудны и едва исполнительны, когда в содействии своем иметь будут остановки. Такая мысль, конечно, покажется странною; но знайте, что я как вас, так и каждого человека в его счастье или несчастье как собрата – почитаю себе равным”.
(От его превосходительства Ивана Григорьевича Мезенцова)
Резолюция императора Павла Первого на просьбу одной знатной госпожи
Для отдаленных своих подданных император Павел Первый позволил всякому из них письменным прошением относиться на высочайшее его имя прямо к нему; для пребывающих же в столице и на случай медленности или отказа в правосудии учрежденных присутствий сделан был ящик и поставлен у ворот императорского дворца, в который каждый мог класть свои прошения и тем благонадежнее ожидать верной и скорой резолюции.
Одна из знатной фамилии госпожа положила в тот ящик просьбу, которой содержание состояло в том, что так как она происходит из знатной фамилии, почему и не желает по смерти быть погребенною на общем кладбище и просит, чтобы государь повелел своим указом отвести особое место для погребения, в случае смерти, тела ее и всех ее родственников.
Снисходительный и милосердый император написал на то в ответ: “Что так как люди по смерти, не взирая на породу и чины, бывают все равны, и более когда она умрет, то тогда не будет уже знать, кто она такова и какого звания человек будет положен рядом с нею; почему прошение и возвращается ей с наддранием обратно”.
(Из приказов)
Признательность Павла Первого к потомству и талантам Ломоносова, бессмертного певца Петра Великого
В 1798 году, в марте месяце, генерал-майор Ахвердов приехал на губернаторство в Архангельск. Объезжая уезды сей губернии, узнал Марью Васильевну Головину, родную сестру великого Ломоносова, в крестьянском быту живущую. Знакомство сие тронуло добродетельное сердце Ахвердова, особенно когда узнал он, что внука ее и Ломоносова записали в солдаты. Тогда пламенным* пером, приличным россиянину, написал к бывшему генерал-прокурору, князю Алексею Борисовичу Куракину, письмо, в котором с жаром говорил о знатных услугах, оказанных Ломоносовым словесности российской, и что дух великого и ныне воспламеняет юность, лета, пол и маститую старость любить изящное в слоге, любить Россию и быть преданным государям своим; потом пишет, что родная сестра Ломоносова, Головина, с потомством своим в крестьянстве живущая, просит ради брата ее Ломоносова освободить от рекрутства; заключает, что в России более, нежели где, достоинства отличаются и сие отличие простирается и на потомков.
_____________________
* Из “Вестника Европы”, 1804 года.
_____________________
Князь Алексей Борисович Куракин, по получении письма, в тот же или на другой день доложил императору, который в то же мгновение подписал следующий указ:
“В уважение памяти и полезных познаний знаменитого санкт-петербургского Академии наук профессора, статского советника Ломоносова всемилостивейше повелеваем рожденного от сестры его Головиной сына Архангельской губернии, Холмогорского уезда, Матигорской волости крестьянина Петра с детьми и с потомством их, исключа из подушного оклада, освободить от рекрутского набора”.
Наш Лафонтен* 22 августа 1798 года, в день изданного указа о потомстве Ломоносова, в восторге написал следующее:
О радость! дайте, дайте лиру!
Я вижу Пинда божество!
Да возглашу в восторге миру
Российской музы торжество
И новый блеск монаршей славы!
Талантам возвратились правы!
Герой, вельможа, судия!
Не презирайте днесь певцами;
Сам Павел их равняет с вами,
Щедроты луч и к ним лия.
Се глас его, глас благотворный,
Несется до морских валов,
При коих, жребию покорный,
Кидает мрежи рыболов:
“Взнеси чело! – ему вещает. –
Царь иго с плеч твоих снимает;
Твой предок Ломоносов был!”
О Павел! Ты единым словом,
Не потрясая мира громом,
Бессмертие себе купил.
Падут надменны пирамиды
С размаха Кроновой руки;
Загладятся трофеев виды,
Исчезнут храбрые полки
И царства, ими покоренны;
Но дарования нетленны.
В потомстве новый Амфион,
Второй возникнет Ломоносов –
И дальный род познает россов,
Что украшал ты царский трон!**
(Из “Вестника Европы”)
______________________
* Иван Иванович Дмитриев.
** Несмотря на то что стихи сии многие знают наизусть и что мы видим их помещенными во многих книгах, – да не оскорбится честолюбие славного автора, ибо частые повторения всякому наскучат, – я помещаю их в анекдотах императора Павла Первого.
______________________
Примерное снисхождение и милость Павла Первого к простолюдинам
Известно уже всем, что город Гатчина служил тогда любимым местопребыванием императора Павла Первого, когда он еще был наследником престола.
В сей-то бывшей пред тем финской деревне, в тридцати верстах от столицы, в приятной по тамошнему климату стране, он, подобно обыкновенному человеку, с простотою, свойственною одним добрым хозяевам, принимал всех его посещающих и – чтоб более привлечь к себе жителей – заводил в ней сады и строил замки; почему и должно было нанимать из окрестных селений рабочих людей, которые, по малолюдству своему, почти всегда чрез двое суток переменялись одни другими.
В один день государь, встав ранее обыкновенного, пошел посмотреть на работающих и позади сада увидел роющего канаву молодого чухонца, который, надобно знать, что никогда не видывал и потому не знал лично императора. Он подошел к нему, завел с ним разговор и между прочим просил его, чтобы он дал ему несколько покопать заступом.
Чухонец подал заступ, и государь, порывши оным немного, отдал ему обратно и спросил потом: давно ли он тут находится? Что заставило его оставить дом свой и прийти на работу? Имеет ли он жену, и как поживает его семейство? “Если ты очень беден, – примолвил император, – и имеешь в чем нужду, то проси меня: я помогу тебе”.
“Слава Богу! – отвечал чухонец, – я почти всем доволен; но при всей посредственной жизни матери, жены и всего моего семейства недостает у меня одной хорошей к…вы, которую хотя и покупаю у знакомого в соседственной мызе, но он не продает мне ее за то число денег, сколько я имею. Для того-то я и пришел работать в сад государев, чтоб, выработав деньги, купить на них то, что мне надобно”.
“А за сколько ты думаешь купить себе то, что тебе надобно?”
Крестьянин объявил цену, и государь, давши ему четыре червонца, пошел от него прочь.
“Как так! За что? – закричал с радости крестьянин. – Ведь я должен отдать тебе их обратно; а где я возьму такое число денег?”
“Приходи завтра во дворец, – отвечал ему император, – и спроси меня (назвав себя другим именем), то мы поговорим о том с тобою”.
Чухонец сдержал свое слово, пришел во дворец, введен был в комнаты, и увидел в них, кого же? – своего государя, который, приняв милостиво и пожаловав его ему еще несколько червонных, отпустил его.
(От его высокородия Василия Яковлевича Шестакова)
Беспримерная чувствительность, благодарность и воздаяние императора Павла Первого к наставнику своему, графу Никите Ивановичу Панину*
В 1783 году, марта 31 дня, скончался граф Никита Иванович Панин, к общему искреннему сожалению родственников и друзей.
_____________________
* Он родился в 1718 году, сентября 18. Предки его, уроженцы Лукской республики, выехали в Россию в пятом-надесять [XV] столетии; отец его служил Петру Великому и имел счастье пользоваться его благоволением.
_____________________
Хотя в последних годах его жизни слабость его здоровья, соединясь с его положением, и совсем уклонила его от дел, однако за несколько месяцев до его кончины здоровье его казалось быть в лучшем состоянии; накануне же печального происшествия он казался крепче и веселее обыкновенного, но поутру в четыре часа удар паралича лишил его памяти и употребления языка. Тщетно испытывали, в присутствии его императорского высочества, все способы врачебного искусства: он чрез несколько часов скончался при великом своем питомце*, который один только прилеплял его к жизни и к которому он питал нежное и беспредельное дружество.
_____________________
* Пред вступлением графа Никиты Ивановича Панина в должность наставника его императорского высочества, блаженной и вечной памяти достойная государыня императрица Елизавета Петровна повелела изготовить ему начертание воспитания. Дабы представить в ясном образе правила добродетели, кои он себе предположил и исполнял при исправлении столь важной должности, надлежало бы поместить здесь целое сочинение, собственноручно им писанное; но поелику пространство оного выходит из пределов простого сокращения, то некоторые только извлечения из оного здесь помещаются:
“Приуготовя сердце великого князя к эпохе, в которой начинает созревать разум, при первом оного действии надлежит вперить в него и начертать на его сердце сие правило, что добрый государь не имеет и не может иметь ни истинных польз, ниже истинной славы, отделенных от пользы и славы его народа…
Наставник с величайшим рачением и, так сказать, с равным тому, каковое будет прилагать о сохранении его императорского высочества, должен наблюдать, дабы ничего такого пред ним не делали и не говорили, что могло бы хотя малейшим образом повредить и ослабить сердца его расположение к природным человеческим добродетелям. Напротив того, надлежит ему расширять сии добродетели чрез приличные к тому средства, так чтобы склонность к добру и честности и отвращение к злу и всему тому, что несовместно с благонравием, вкоренялись и неприметным образом возрастали во младом его сердце…
В продолжение воспитания великого князя потребно отдалить от него роскошь, пышность и все излишние вещи, удобные развратить юность; благопристойность и непорочность довлеют быть едиными украшениями его чертогов. Время не опоздает привлечь к нему ласкателей; но доколе еще не совершится воспитание, те, кои по закону и долгу своему обязаны развивать его добродетели и предохранять его от пороков, должны быть весьма осторожны в своем с ним обращении”.
В самом деле, сей благоразумный наставник не нарушил ни единого из сих правил. Доброта сердца и просвещенный ум великого князя свидетельствуют его попечение о украшении основательными познаниями природной способности его великого питомца и о начертании в душе его добродетели, сего истинного основания общенародного блаженства.
По совершении воспитания, то есть при бракосочетании его императорского высочества, граф Панин со многими знаками монарших щедрот был еще удостоен письмом, которое ее императорское величество изволила писать собственною рукою тако:
“Граф Никита Иванович! Совокупные важные ваши труды в воспитании сына моего и притом в отправлении дел обширного иностранного департамента, которые вы несли и отправляете с равным успехом столько лет кряду, часто в течение оных во внутренности сердца моего возбуждали чувства, разделяющие с вами все бремя сих силу человеку данну исчепающих упражнений; но польза империи моей, по горячему моему всегдашнему попечению о благом устройстве всего мне от власти Всевышнего врученного, воспрещала мыслить прежде времени облегчить вас в тягостных упражнениях, доверенностью моей вам порученных; ныне же, когда приспела зрелость лет любезнейшего сына моего и мы на двадцатом его году от рождения с вами дожили до благополучного дня брака его, то, почитая по справедливости и по всесветному обыкновению воспитание великого князя само собою тем оконченным, за долг ставлю при сем случае изъявить мое признание и благодарность за все приложенные вами труды и попечения о здравии и украшении телесных и душевных его природных дарований, о коих, по нежности матерней, любви и пристрастию, не мне пригоже судить. Но желаю и надеюсь, что будущие времена в том оправданием служить имеют, о чем Всевышнего ежедневно молю усердно. Окончив с толиким успехом, соединенным с моим удовольствием, важную таковую должность и пользуясь сим утешением, от нее вам происходящим, обратите ныне с бодрым духом все силы ума вашего к части дел империи, вам от меня вверенной и на сих днях вновь подтвержденной, и доставьте трудами своими согражданам вашим желаемый мною и всеми твердый мир и тишину, дабы дни старости вашей увенчаны были благословением Божьим благополучия всеобщего после бесчисленных трудов и попечений. Пребываю вечно с отменным доброжелательством. Екатерина”.
_____________________
В минуту, в которую он испустил последнее дыхание, император упал пред ним на колена и, поцеловав его руку, оросил оную своими слезами. Надлежало вывести государя из несчастного дома, в котором раздавались вопль и стенания.
Всеобщая печаль повсюду возвещала потерю премудрого и добродетельного сего мужа; казалось, будто каждый оплакивал своего родственника. Погребение совершено было апреля в 3-й день. Его императорское высочество удостоил вынос тела своим присутствием.
Прощаясь в последний раз с наставником своим и другом, государь еще поцеловал у него руку с пролитием горчайших слез. Зрелище самое трогательное для тех, кои при том присутствовали, но которое в то ж время вливало в них сладостное утешение, открывая им доброту сердца наследника престола.
Сколь огорчен был его императорское высочество кончиною графа Панина, и сколь великое имел он к нему почтение, можно видеть из следующего письма, писанного государем к митрополиту Платону:
“Ваше преосвященство!
Уже известно вашему преосвященству о посетившей нас печали смертью графа Никиты Ивановича; известны вы и о всем том, чем я ему должен, следственно и об обязательствах моих в рассуждении его. Судите же, прискорбно ли душе моей? Я привязан по долгу и удостоверению к закону и не сомневаюсь, что получающему награждение в той жизни за добродетели всеконечно отрада и покой; но поелику душа остается еще со слабостями тела соединена, то нельзя нам не чувствовать печали от разлуки: разделите оную со мною, как с истинным вашим другом. Павел”.
(Из “Зеркала света”)
Замысловатое слово, сказанное государем Павлом Первым одному из своих подданных о польском графе М-вском в присутствии оного
Приятные часы, препровождаемые Павлом Первым в то время в Гатчине, в которое августейшая мать его со славою управляла* российским скипетром, всегда были любезны сердцу его.
_____________________
* Слава Екатерины принадлежит ей самой. Генрих IV был царь премудрый и благодетельный; но Сюлли стоит подле него: история освещает их одним лучом славы. Людовик XIV гремел в Европе, возвеличил Францию; но Кольбер, первый министр в мире, был его министром. Екатерина, законодательница и монархиня, подобно Петру, образовала людей; но сии люди жили и действовали ее душою, ее вдохновением, сияли заимствованным от нее светом, как планеты сияют от Солнца. Она отличала некоторых, и сие отличие было мерою их важности.
Таким образом, видели мы при Екатерине возвышение человека, которого нравственное и патриотическое достоинство служит еще предметом споров в России. Он был знатен и силен; следственно, не многие могут судить о нем беспристрастно: зависть и неблагодарность суть два главные порока человеческого сердца. Но то неоспоримо, что Потемкин имел ум острый, проницательный, разумел великие намерения Екатерины и потому заслужил ее доверенность. Еще неоспоримее то, что он не имел никакого решительного влияния на политику, внутреннее образование и законодательство России, которые были единственно творением бессмертного ума Екатерины. Ее министры исполняли только волю ее – и Россия имела быть управляемою одним великим гением во все долговременное царствование Екатерины.
О монархи мира! Екатерина и жизнью и смертью своею служила вам примером: так царствуйте, чтобы смертные обожали вас; и видя, с каким умилением, с какою трогательною любовью доныне говорят россияне о Великой, будьте уверены, что народы чувствительны и благодарны против царей добродетельных и что память ваша, если вы заслужили любовь подданных, пребудет вовек священною.
_____________________
В кругу к нему приверженных и приезжающих оказывалось его снисхождение по тогдашнему положению.
В одном из таковых, так сказать, дружеских собраний известный польский граф Макрский чрезмерно хвалился своими путешествиями, а в самом деле более не бывал нигде, кроме двух столиц*. “Поэтому ваше сиятельство очень знакомы с землеописанием?” – спросил его один из присутствующих. “Да, и я могу за то ручаться, – отвечал по-немецки скоро за него государь, – что граф с географией знаком так точно, как Петербург с Меккою”.
(От его высокопревосходительства Ивана Александровича Сукина)
____________________
* Петербурга и Варшавы.
____________________
Павел Первый всегда оказывал себя другом и благотворителем человечества
Император Павел Первый, ревностно к добру расположенный и народ и отечество свое любивший, предвидел, что часто и по обыкновенному ходу вещей, сопровождающему начертания большей части государей, бедствия и горесть последуют исполнению воли их* и что множество беспомощных и забытых людей остаются, несмотря на звание и старость их лет, в бедственном положении. Чтоб утешить по возможности своей сих несчастных и исторгнуть их от холодной руки постороннего сострадания, учредил он Военно-сиротский дом для обучения**, безбедного содержания, порядочного воспитания и призрения в зрелых летах более 800 детей мужеска и женска полов, сирот офицерских и солдатских. Суммы, на то употребленные, препоручение присмотра знающему и чувствительному офицеру доказывают, какое место заведение сие занимало в сердце императора, который всего чаще и охотнее для прогулки туда езжал. Он с непритворною горячностью заботился о сем убежище безродительных сирот, и ко всякому добру пристрастное и готовое сердце побуждало его исполнять для них отеческие обязанности: здесь слагал он пышное и равно тягостное бремя монаршего сана и отечески, с крайнею снисходительностью беседовал с ними; и всякий раз, когда он оставлял сие место, за благотворения сопровождали его обильные слезы благодарности, сердечные благословения в сем месте живущих.
_____________________
* Устрояя благоденствие подвластных народов, император Павел Первый в духе своем поражал восторги о дивных и беспримерных успехах своего царствования. Слава его подвигов гремела по всем странам Европы и Азии; им совокупленный и отчасти просвещаемый, им благоденствующий народ истинно его любил. Он был творец в свое царствование нашего счастья; и был ли кто из смертных толико, как он, благополучен и столь знаменит на престоле?
** Не довольно того, что себя лишал он сокровищ, но имел твердость отказывать в том другим, чего давать не имел он права. Он знал, как охранять себя от щедрости, которая нередко бывает пороком душам великим и которой обольщение тем опаснее, что она иногда бывает подобна добродетели и для счастья одного человека иногда тысячи погружает в несчастье.
Что пользы в том, говорит один писатель, что государь не утесняет и не мучительствует? Но граждане утесняют граждан. Своевластие каждого из них, ежели оно не обуздано, столько же страшно, как и своевластие государя. Везде личная корысть препятствует пользе общей; все подрывают благосостояние другого для выгод собственных; всех страсти между собою сражаются. Правосудие долженствует всему оному противоборствовать и отвращать таковую необузданность.
Следовательно, при нем был суд не мздоимный, не лицеприятный, не излишне спешный, ни весьма медленный; не нужно было покупать решения дарами; не нужно было исторгать их докучными просьбами. Вредное злоупотребление умножило число тех дней, в которые судилища затворялись, как будто бы во дни сии запрещено было богатому похищать, сильному притеснять, немощному ощущать свои страдания. На раздоры и преступления время текло беспрестанно, а на восстановление благоустройства течение его прерывали. Император исправил оное злоупотребление. Он думал, что воздаяние правого людям суда и в самые освященные дни не может быть провидению неугодно; и время, сие святейшее сокровище, возвратилось, как казалось, Отечеству.
Упражняясь во всеобщем правлении, умел он находить часы и на то, чтобы самому судить дела граждан.
_____________________
Не здесь ли он сказал, что государь несравненно более побед и других политических дел может прославиться любовью своей к подданным и что название отца Отечества дороже для него всех похвал вселенной?
(Из “Жизни императора”)
Слава и благоденствие россиян всегда были единственными предметами Павла Первого*
Исчезнут пышные титла побед Екатерининых и Павлова оружия; но имя законодателя и основателя полезных к утешению страждущего человечества заведений, каковое матерь и сын равно заслужили, пребудет неизгладимо на прекрасных и незыблемых памятниках. Павел отменил и уничтожил многие установления достославной матери своей; но вместо них издал много других повелений, беспрекословно доказавших, что благоденствие и слава россиян были всегда единственными его предметами.
______________________
* Сострадательная благость Павла Первого во всех чинах государственных представляла себе только многочисленное общество друзей и сродников.
Сколько раз видели его нежно болезнующего об общих нуждах, помоществующего им щедротами и, чтоб узнать их, проникающего своим присутствием даже во внутренность семейств!
Для утешного отдохновения от трудов составлял он приятные зрелища и забавы, исхищая бедного от самого себя; прерывал он чувствования страданий его или заглаждал в его мыслях по крайней мере на несколько часов воображение тех благих, коими не может наслаждаться.
При Павле Первом и самая низкая порода не исключалась от должностей и достоинств государственных.
Для различия чинов соображался он с предрассудками; но для уважения истинных в человеках качеств рассматривал он собственно человека.
Руки, оравшие землю, управляли при нем и жезлом повелительства над полками телохранителей своих.
Союз с добродетелью, думал император, не может оскорбить достоинство обладателя Севера.
Император, обмекая, так сказать, граждан во всех состояниях, низводил взор свой и на тех, которые довольно уже были несчастны.
Мудрые его законы разврат удерживали; но пример его был первым законом.
______________________
По введенному Петром Великим установлению, подданный обязан был по жизнь свою служить государю и отечеству. Как скоро требовала оборона империи набора рекрутского, то даточные рекруты поступали в службу государеву, которую потом, когда за раненьями, болезнью и старостью становились неспособными к служению в армии, продолжали по смерть свою в гарнизонах. Хотя служба сия соразмерна была летам их, а иные еще и труднейшую исправлять могли, но на все внимательный император повелел тех из них, у которых еще служба отечеству не отняла склонности и сил к населению оного, переводить для поселения в новый в Сибири, в приятном климате и на плодоносной почве заводимый город. С неоспоримою надежностью можно сказать, что павлово намерение при сем распоряжении было человеколюбиво и сообразно с правилами управления столь обширной империей, в которой еще премножество есть ненаселенной земли, а именно: чтобы сии необитаемые страны сделать благополучнее и соединить взаимною связью с прочими частями сей пространной области, а притом чтобы в числе сих отставных иметь защитников, которые бы равно способны были как в случае воспоследовать могущих набегов кочующих в тамошних странах народов отразить их, так и за неимением скорой помощи от военносведущих людей предводительствовать подверженными российскому скипетру жителями. В рассуждении крайней, всякое понятие всех европейских народов превосходящей дешевизны большое жалованье, от природы удобная почва, во множестве и без тяжелой работы все для жизни человеческой потребности производящая и изобильно легкие труды собирателей награждающая, доставляли сим служителям отечества радостную и приятную надежду. И справедливо мог император ожидать, что преемники престола его некогда увидят там заведенное им поселение, которое, состоя из охочих и к повиновению обыкших людей, особенно под ведением опытных и также служивших губернаторов или начальников, со временем заведет или распространит основания полезных и изящных художеств в степях скифских. Благодетельная попечительность Павлова снабдила их просвещенными священниками и учителями, которые как проповедники христианского учения с деятельною ревностью старались о распространении Евангелия, полагая богословскую честь в том, чтоб поздним потомкам ратников светозавоевателя Чингисхана проповедовать утешения христианской религии.
(Оттуда же)
Особенная милость императора Павла Первого, оказанная им одному рядовому солдату
Император, преобразовав армию как в одежде, так и в дисциплине, по кончине августейшей матери своей, производил в Петербурге в своем присутствии частые учения и смотры. В одно из таковых учений в лагере при Павловске, в 1798 году в августе месяце, случилось с одним артиллеристом, что во время пальбы из пушек оторвало ему обе руки. Павел Первый лишь только уведомился о сем несчастье, как поспешил к тому артиллеристу, ободрял его, со свойственною ему любовью к подданным и отеческим видом, не отчаиваться. Но в какое удивление приведен был император, когда сверх чаяния своего услышал, что несчастный, не теряя бодрости духа, сказал: “Хотя и никогда я (по недавнему его выступлению в службу) не бывал в сражениях, но за вас, милосердый государь наш, с радостью подвергнулся бы не довольно такому несчастью, но и рад бы пожертвовать и самою жизнью моею!”
При сих словах государь пожаловал ему 200 червонных и притом отдал приказ: “Производить ему по 100 рублей на месяц до излечения; и когда избавится от ран, тогда доложить его императорскому величеству”, для продолжения к сему несчастному милостей, которые и действительно продолжались почти по самую кончину государя.
(От поручика гвардии Степана Петровича Вирло)
Чистосердечная признательность императора Павла Первого к невинно страждущим
Оставляю до следующей части говорить о том, почему я дал такое название сему анекдоту. В доказательство выпишем* происшествие, случившееся с славным господином Коцебу в царствование императора Павла Первого.
______________________
* Из книги “Достопамятный год жизни Августа Коцебу”
______________________
“Долго ждали мы в передней, – говорит он. – Государь поехал верхом прогуливаться, но наконец он приехал. Граф Пален пошел к нему с бумагою, пробыл довольно долго; вышед, мимоходом сказал мне: “Приходите ко мне в два часа…”
И так я поехал домой и удостоверен был, что я чрез то едва ли приобрету благоволение государя. Едва я пробыл с полчаса дома, как придворный лакей вбежал в мою комнату и сказал, чтоб я сей час был к государю. Я спешил, сколько мог.
Вошед в государев кабинет, где кроме его был только граф Пален, встал он со стула своего, выступил на шаг ко мне и, поклонясь, сказал неизъяснимо привлекательным тоном: “Господин Коцебу! Я должен помириться с вами”.
Меня крайне растрогал неожидаемый такой прием. Какую волшебную силу имеют государи! Милость! Все прошедшее истребилось из сердца моего.
По обряду хотел я, став на колени, поцеловать руку у государя; но он ласково поднял меня, поцеловал меня в лоб и продолжал чисто по-немецки: “Вам довольно известны политические обстоятельства. Я желаю, чтоб это (у него в руках была бумага) помещено было в гамбургские и другие газеты”.
Потом взял он меня снисходительно за руку, подвел к окну и прочел по-французски собственноручно писанную бумагу.
При конце он сам от всего сердца засмеялся – и я обязан был смеяться.
“Чему вы смеялись?” – спросил он меня два раза наскоро, все еще сам смеясь.
“Тому, что ваше величество так хорошо обо всем ведаете”, – отвечал я.
“Вот, вот! – сказал он, подавая мне бумагу. – Переведите это. Оставьте у себя подлинник, а мне возвратите копию”.
Я пошел и стал переводить. В два часа пополудни я опять поехал во дворец, и граф Кутайсов доложил обо мне государю. Меня тотчас впустили, и теперь нашел я его одного.
“Садитесь”, – сказал он очень ласково. Из благоговения я не тотчас повиновался. “Нет, нет, садитесь!” – повторил он несколько важно. И так я взял стул и сел против него у письменного стола.
Он взял французский подлинник: “Прочтите”. Я читал не скоро и взглядывал иногда через бумагу. Он делал головою знак одобрения; потом благодарил меня ласково и сердечно за такой малый труд и отпустил истинно растроганного и восхищенного снисходительным его обращением. Когда только бывал кто близок к нему, тот подтвердит, что он умел чрезвычайно пленять и трудно, да почти и невозможно было не быть к нему приверженным.
Мне подарил он через два дня после того табакерку, осыпанную бриллиантами, ценою около двух тысяч рублей. Верно, никогда не заплачен был щедрее перевод слово в слово двадцати строк!
Императрице сказывал он, что познакомился со мною. “Он теперь из лучших моих подданных!”* – сказал он. Я это знаю от человека, при том бывшего.
______________________
* C’eft a prefent un de mes meilleurs fujets.
______________________
Были люди, которые осуждали меня, что я не воспользовался прекрасным случаем просить государя о новых щедротах. Правда, он сам как будто ожидал такой просьбы, снисходительно милостивый взор его как будто ободрял меня к тому; но чувство мое не позволяло того, и, может быть, никогда не буду жалеть о том, что тут потерял.
Зато не выиграл ли я с другой стороны неоцененное благо: спокойствие, которое так долго было чуждо сердцу моему? Ибо теперь, когда я сам говорил с государем и видел открытым благородное сердце его, то исчез весь мой страх; я теперь его более любил, нежели боялся, и был удостоверен, как и поныне еще, что откровенность, прямые поступки, без низости, без потупления глаз, всегда ему приятны были. Должно только угождать небольшим его особенностям; а как это легко было!
После того разговора видел я множество опытов милости государевой*: когда только встречался я с ним на улице, то он всегда останавливался и с минуту благоволительно разговаривал со мною. Ко мне остался он по кончине своей всегда одинаков, милостив, снисходителен и благодушен. Признаюсь, что слезы мои льются, усыпая этими цветами благодарности гроб его!”
______________________
* Есть великие люди единственно своими добродетелями; но Павел Первый определен был, чтобы также прославиться добродетелями. Россия спешила пользоваться благостью неба и определила Павла Первого к защищению правосудия.
______________________
Павел Первый покровительствует несчастных и защищает их со всею великостью своего духа*
Противная гибельному мечтательному равенству часть французских дворян, собравшись в один корпус, присоединились тогда к армии союзных держав, когда властолюбивый лондонский и от него зависевший венский дворы, быв незнанием своих военачальников приведены в опасность неудачною и прекраснейшую часть Европы опустошавшею войною противу пять уже лет республикой образовавшейся Франции, употребив все положением их внушенные им способы, склонили императора к деятельному участию в войне их с французами.
Сей корпус французов с малым счастьем обратил тогда оружие свое противу отечества и своих собратий. Неудачные их предприятия, неосновательная надежда и, к несчастью, высокомерие, которого ничто не могло усмирить, – все сие навлекало на них смертельную ненависть соотечественников.
_____________________
* Во всяком государстве есть особливое общество для сохранения законов, которое имеет старание об исполнении оных между гражданами, которое об них напоминает владельцу, коего смелая и мудрая ревность вспомоществует порядку государственному, и коего священная власть присутствует в гражданском порядке: надлежит, чтоб в сем обществе находился человек, который бы представлял отечество, который бы наблюдал его пользу и представил бы оную пред очи судей; которой бы следовал движению всех толико многочисленных пружин, которых согласие производит всеобщий порядок. С какою ревностью и притом с каким проницанием император разбирал законы!
Умеренные дарования медленно совершаются; а великие люди соделываются вдруг, и не происходят по степеням, которые есть знаки нашей слабости.
______________________
После многих кампаний, в коих они оказали великое мужество, были всеми оставлены и преданы самой плачевной участи.
В сие время, по весьма редкой между монархами признательности, вспомнил император Павел Первый почести, оказанные ему столь любезною сим несчастным выходцам Бурбонской фамилии, когда он под именем Северного графа путешествовал по Франции*.
______________________
* В 1780 году, будучи еще великим князем всероссийским, объехал он часть Европы, сотовариществуемый светлейшею своею супругою, великою княгинею. Проехав Польшу, Австрию, Италию, возвратился в Петербург чрез Францию и Голландию. Путешествие сие продолжалось 11 месяцев; повсюду оказывался он кротким, снисходительным, скромным, любопытным обозревать все и научаться заслуживающему внимания, более занимающимся отражать воздаваемые всенародно почести, нежели приобретать оные.
______________________
Павел, видя их отчаянное положение, по великодушию своему сжалился над ними, объявил себя не только защитником, но и покровителем их чрез прокламацию, в силу которой принял в свое государство и указал им для пребывания прекраснейшие провинции вновь приобретенной Польши, Волынию и Подолию.
Павел благосклонно принял обещания сент-джемского двора, и решился послать два вспомогательных корпуса, из коих один назначен был императором в Южную Германию и провидением определен был к несчастью соединиться с войском сих выходцев, и действительно соединился.
Они, оставя пределы Российского государства, шли малыми отрядами вслед за прежде выступившим корпусом генерала Римского-Корсакова и остановились в стране Боденского озера, где неподалеку от Косница сии люди, по особенной его ж императорского величества воле, спасены были от совершенного истребления раздраженными единоземцами храбростью войск российских.
“Не знаю, будет ли, – говорит один немецкий писатель, – сие беспримерное благотворение российского императора внесено в летописи мира; но знаю, да и подлинно уверен в том, что нет ни одного (скажу к чести французского народа) солдата из корпуса принца Конде, который бы не чувствовал в сердце своем, сколь Павел Первый любил справедливость и отирать слезы страждущим!”
(Из “Жизни императора”)
Павел Первый замечает и награждает истинные заслуги
Канцлер князь Александр Андреевич Безбородко, за болезненными припадками, коими одержан он был в конце царствования императрицы Екатерины Великой, и кои, соединясь с усилиями, им понесенными, совершенно расстроили его здоровье так, что уже он не в силах был продолжать службу при Павле Первом*.
______________________
* “Охотно бы я продолжал (говорит он в своем прошении императору) усердную мою службу, если бы телесные немощи, производя в действо их и над душевными дарованиями, не ослабили до крайности память и другие способности, к добру и успешному дел производству необходимо нужные. В таковом положении дерзаю прибегнуть к такому же самому великодушию, с каковым благоволили вы взыскать меня не по мере службы моей и проч.”
______________________
Государь, зная ревность и заслуги сего мужа, возвел его на первую степень чинов государственных, упредил его заслуги своими щедротами и на прошение о увольнении от службы канцлера написал:
“Князь Александр Андреевич! Вы служили для пользы Отечества и для того, чтоб приближиться к славе, которую вы уже приобрели. Потомство не может забыть вас по вашим трудам, понесенным вами для чести царей и народа”.
Павел Первый был велик и почитал добродетель*
Андрей Васильевич Гудович, бывший генерал-адъютант отца его, императора Петра Третьего, по кончине сего государя жил в Малороссии в деревнях своих, в покойной незнаемости частного человека, в кругу некоторых только родственников своих. Едва миновались приготовления к коронованию и совершился торжественный обряд, как император Павел Первый собственноручным рескриптом, в самых благоволительных выражениях, пригласил сего воина из тихого жилища ко двору своему. С сердечными чувствами оставил верный слуга покойного родителя его величества мирные поля, которые тридцать лет были безмолвными свидетелями его горести и слез, пролитых в память добродетельного императора.
______________________
* Благость составляла главное свойство сего императора. Она, можно сказать, являлась во всех его словах и деяниях.
Павел Первый знал, что природа вложила в сердца человеков дух общежития.
Отовсюду видел он рождающееся понятие о свободе, о собственности, о правосудии, всеобщем доброжелательстве и уважении.
О свободе: ибо нет там общества, где только царь и его подданные.
О собственности: когда не утверждено право владения собственным, то не может существовать общественный порядок.
О правосудии: ибо одно правосудие может удержать равновесие, которое страсти расторгнуть стремятся.
Наконец понятие о всеобщем доброжелательстве и уважении: понеже в обществе человеков, на сожитие совокупленных, ни единого нет недостойного в очах природы; и ежели не все имеют право на равные чины и состояния, то все, однако ж, на равное счастье имеют право.
Таковы были главные основания его правительства.
_____________________
Как скоро Павлу донесли о прибытии его в столицу, то вышел он в самые передние покои дворца своего ему навстречу, обнял его с тронутым и чувствительным сердцем, прижал к груди своей и оросил лицо его своими слезами; потом повел его в покой свой, в котором был сходный портрет отца его, Петра Третьего, поставил сединою убеленного почтенного служителя против него, возложив на него первый орден империи своей, и, указывая на портрет отца своего, сказал ему: “Возложение сего ордена много б потеряло без присутствия этого государя”.
Чувствам читателей предоставляю судить о взаимных ощущениях при сем случае*.
_____________________
* Сей анекдот взят из “Жизни императора Павла Первого”, изданной на немецком языке российской службы офицером; он не имеет и малейшего сомнения в своем событии, потому что я о сем происшествии имел счастье слышать от многих почтенных особ, служивших при лице его величества, почти теми же словами, какими он описан.
Впервые опубликовано: Анекдоты о императоре Павле Первом, самодержце Всероссийском. Собранные из разных иностранных и российских писателей и изданные Е. Тыртовым. М. Университетская типография, 1807.