1. Падение Тушина и договор Тушинской знати с королем в феврале 1610 года
Царь Василий мог торжествовать новую победу над своими врагами. Но уж такова была его судьба, что каждый миг его торжества осложнялся новыми бедами. Его победу над первым самозванцем отравил ему Болотников, победу над Болотниковым – Вор, а победу над Вором – король Сигизмунд. В том время, когда Скопин начал из Александровской слободы поход на Тушино, король открыл военные действия против Шуйского под Смоленском. Поводом к враждебному выступлению короля был союз Шуйского со шведами, поставивший Москву в ряды врагов Сигизмунда. Истинной же причиной похода в Московию было, конечно, желание использовать в интересах Польши и самого короля московское междоусобие и вместе с тем не дозволить Швеции усилиться на счет Москвы. Король осадил Смоленск и прислал в Тушино своих послов внушить тушинским полякам, что им приличнее служить ему, королю, нежели самозванцу. Он требовал их присоединения к королевским войскам и сулил им жалованье и награды. Когда королевские послы явились в Тушино, там уже чуяли приближение Скопина и скорый свой конец. Послов встретили с большим раздражением. Казаки и “воры” были не склонны сближаться с поляками и служить королю. Со своей стороны королевские послы отнеслись к “ворам” и к самозванцу с полным презрением. Вот почему Вор не счел возможным медлить в Тушине и после резкой ссоры с Рожинским уехал в Калугу, куда за ним потянулось и казачество. За каменными стенами они надеялись отсидеться и от Скопина и от поляков. Сами поляки, служившие Вору, мало были склонны повиноваться призыву короля; но понимали они и невозможность оставаться в Тушине. После долгих споров они очистили Тушино и ушли к Волоку-Ламскому, а из Волока решили разойтись, кому куда угодно. В марте 1610 года Тушино опустело: остались в нем – и то ненадолго – лишь такие тушинцы, которые не принадлежали ни к польским отрядам, ни к казачьему составу. Это были по большей части “перелеты” – люди, перебежавшие к Вору из Москвы. О них современники сообщали много любопытного.
Когда Вор основался под Москвой в Тушине и едва не ворвался в самую Москву во время боя 25-го июня 1608 года, москвичи впали в панику и вообразили, что власти Шуйского пришел конец. Некоторые просто со страху решили бросить Москву и искать милости у Вора; другие же разочли, что настала удобная минута восстать против царя Василия и тем ускорить его падение. Современник говорит, что “после того бою (25-го июня) учали с Москвы в Тушино отъезжати стольники, и стряпчие, и дворяне московские, и жильцы, и городовые дворяне, и дети боярские, и подьячие, и всякие люди”. Тогда в Тушино приехали князья Трубецкие; приехали и многие люди из близких к Романовым семей: Салтыковы, князья Сицкие, князья Черкасские, Иван Иванович Годунов; появились затем князья Шаховские, Засекины, Борятин-ские и многие “дворяне добрые”, в роде Бутурлиных, Плещеевых и др. За этими выходцами из Москвы потянулись вереницы мелкого люда. Когда блокада Москвы затянулась, переезды превратились, можно сказать, в гласный обычай. Москвичи дошли до полного упадка политической дисциплины и нравственности. Придворный и служилый люд легко изменял царю Василию и отъезжал в “воровские таборы”, но также легко оттуда возвращался и вновь начинал служить в Москве с тем, чтобы при случае опять уйти в Тушино. Это было возможно потому, что оба соперника – и Шуйский и Вор – одинаково нуждались в людях и в равной степени ими дорожили. Дешевое раскаяние в измене спасало “перелетов” от наказания, а их безнаказанность толкала других на подражание, чтобы получить “больши прежнего почесть и дары и имение”. За служилыми людьми тянулось к Тушину и простонародье. Московские торгаши везли “кривопутством” товары в Тушино из-за одного презренного барыша; они продавали “на сребро отцов своих и братию”, так как доставляли из Москвы в Тушино даже порох на погибель своих же близких. Когда над Тушином разразилась беда, весь этот люд схлынул обратно в Москву или же разбежался по городам. В Тушине остались только те, кому было некуда бежать, кто прочно связал с Тушином свою судьбу и карьеру и не хотел или не мог примириться с царем Василием. Среди них была тушинская знать и были тушинские дельцы, руководившие тушинской администрацией.
В среде тушинской знати первое место принадлежало Филарету Романову. При первом самозванце он был поставлен митрополитом в Ростов; при воцарении Шуйского “наречен” патриархом всея Руси, но через несколько дней “скинут” в прежний сан митрополита и послан из Москвы в Ростов. При начале Тушина, в октябре 1608 года, тушинцы взяли его в плен в Ростове и доставили к Вору в Тушино. Вор признал его патриархом, и с тех пор Филарет пребывал в Тушине, по одним известиям, как пленник, а по другим – как добровольный обыватель Тушина и глава того духовенства, которое признавало “царя Димитрия Ивановича”. Нет сомнения, что в подлинность этого царя Филарет не верил, но и служить Шуйскому он не хотел. Он не последовал за Вором, когда тот из Тушина убежал в Калугу; но он не поехал и в Москву, когда мог бы это сделать при распадении Тушина. Как сам Филарет, так и та тушинская знать, которая вокруг него группировалась, предпочли вступить в сношения с королем Сигизмундом. За ними к тому же склонились и многие из неродовитых людей, бывших в Тушине, увлеченных на службу Вору личным честолюбием, или же случайными невзгодами и опасностью гонений и опалы от Шуйского в Москве. Вся эта среда “самых худых людей, торговых мужиков, молодых детишек боярских” играла в Тушине значительную роль. Родовитые слуги Вора обычно бывали на воеводстве в городах и войсках и лишь немногие из них жили при Воре, которым все они гнушались. Поэтому, во главе центральной администрации Вора действовали люди простые, незнатные дьяки, “детишки боярские” и “мужики”. Не брезгуя обстановкой Вора, они составляли при нем правящий делами кружок. Учтя падение своего “царя”, они не посмели вернуться в Москву к Шуйскому и все потянулись за Филаретом к королю.
Когда королевские послы в Тушине не столковались с поляками, они, по наказу королевскому, обратились к русским тушинцам, склоняя их отдаться под власть короля. По их впечатлению, русские люди с живейшей радостью приняли милости Сигизмунда, но они уклонились от того, чтобы призвать на Московское царство самого Сигизмунда, а просили его о том, чтобы он пожаловал на московский престол своего сына Владислава. Иначе говоря, Сигизмунд предлагал им подданство, а они желали личной унии. На этой почве начались переговоры между королем и русскими тушинцами, и 4-го февраля 1610 года в королевском лагере под Смоленском был заключен договор. Редактировали его назначенные королем сенаторы и послы от русских тушинцев Михаил Салтыков с сыном Иваном, князья Ю.Хворосгинин и В.Масальский с дворянами и дьяками. В договоре 4-го февраля была создана первая редакция политического трактата, имевшего целью соединение двух доселе враждебных государств. Хотя Москву представляла здесь случайная компания тушинских “перелетов”, однако, в договоре сказалась ясная и отчетливая мысль о неприкосновенности московской религии и государственного строя. Договор стремился охранить московскую жизнь от всяких воздействий со стороны польско-литовского правительства и общества, обязывая Владислава блюсти неизменно православие, государственный порядок и сословный строй Москвы. Власть царя Владислава ограничивалась думой и судом бояр и советом “всея земли” именно с целью охраны и укрепления “звычаев всех давных добрых” от возможных нарушений со стороны непривычной к московским отношениям власти. Таким образом, договор в общем отличался национально-консервативным характером. Но в нем были некоторые частности либерального свойства. Договор был очень холоден к интересам той княжеской знати, которая с царем Василием во главе правила в ту минуту в Москве; о ней вовсе не упоминалось в тексте договора. Напротив, договор обязывал царя “меншей стан подносити водлуг заслуг”, то есть возвышать сообразно с личной выслугой людей низшего “стана” (чина, звания). Эти особенности указывают, конечно, на ту среду, которая создала соглашение с Сигизмундом, сама была не родовита и враждовала с княжеско-боярским московским правительством. Когда соглашение с Сигизмундом было достигнуто и русские тушинцы признали своим государем Владислава, они потянулись из Тушина в королевский лагерь, чтобы там составить правительственный штат при короле по делам московским. Туда же за прочими направился было и Филарет, но на дороге к Смоленску, в мае 1610 года, он был перехвачен войсками Шуйского и привезен в Москву (с радостью, что удалось этого “пленника” освободить от вражеских рук). С Филаретом в Москву внедрилась и самая идея унии с Речью Посополитой. Высказанная впервые еще при первом самозванце, когда Шуйские и Голицыны тайно просили Владислава у Сигизмунда, эта мысль теперь была облечена в практически ясную форму. Сам король прислал в Москву февральский договор; но королевская присылка могла быть и скрыта Шуйским от москвичей. Филарет же имел много способов распространить известие о договоре среди своих близких и почитателей. Далее увидим, что появление в Москве Филарета много способствовало свержению Шуйского.
2. Поражение войск царя Василия при Клушине и свержение царя Василия
Вряд ли сам царь Василий понимал весной 1610 года, как шатко его положение. Весна начиналась для него светло и радостно: 6 марта из Тушино “всем войском” вышли ратные люди с таким спехом, что оставили там “большой запас муки и зерна, который и был отправлен в Москву”. 12 марта в Москву вступил победитель Вора М.В. Скопин-Шуйский. Москва ожила, и “из всех городов к Москве всякие люди поехали с хлебом и со всяким харчем”. В Москве начались пиры и веселье. Политическое положение прояснилось. Вор потерял все свое значение и с казаками сидел пассивно в Калуге. Польские отряды, ему служившие, разошлись, – в большей части пошли к королю, а в меньшинстве обратились в разбойные шайки. В Москве сосредоточены были большие воинские силы, приведенные Скопиным. В их составе была союзная шведская “кованая рать” – вспомогательные войска, составленные из ландскнехтов. Всю эту воинскую массу можно было бросить против одного оставшегося врага Москвы Сигизмунда. Победив его, оставалось только водворить внутренний порядок в измученной стране, и смута, казалось, нашла бы свой конец. Но этой надежде не было суждено осуществиться, и грозные для Шуйского события, опять замутили просветлевший было поток московской жизни. Во второй половине апреля 1610 года загадочным образом заболел и умер князь Мих.Вас. Скопин-Шуйский, талантливый и популярный юноша, в котором Москва видела возможного преемника бездетного царя Василия. Его кончина, почти скоропостижная, возбудила толки о том, что его отравили его же родные, Шуйские, завидовавшие его славе. Со смертью Скопина царь Василий утратил верность рязанских дворян, поверивших слуху об отраве; в умершем вожде лишился он и посредника между его правительством и северными “мужиками”, которых вооружил и привел в Москву Скопин. Смертью Скопина, как выразился С.М.Соловьев, “порвана была связь русских людей с Шуйским”, и царь Василий лишился нравственной опоры. В предстоявшем походе против Сигизмунда на место Скопина был поставлен брат царя Василия князь Дмитрий Иванович Шуйский, бесталанный и нелюбимый народом боярин, о котором современник выразился так, что он был “сердцем лют, но не храбр”. Он отправился с войском к Смоленску на короля, – “изыде со множеством воин, но со срамом возвратися”, по слову другого современника. Захваченный на походе врасплох гетманом Жолкевским, он должен был принять бой там, где не ожидал, и 24 июня при селе Клушине (верстах в 20 от Гжатска) был разбит. Последствия боя были для царя Василия ужасны: шведские войска, бывшие в армии Дмитрия Ивановича Шуйского, оказались отрезанными от путей к Москве и частью перешли к полякам, частью же ушли к шведским рубежам, в Новгородскую землю. Московские же ратные люди, разбежавшись с боя по своим городам и деревням, не явились более в Москву, хотя царь и посылал за ними. Рязанцы же – те самые рязанцы, которые высидели с Шуйским всю московскую осаду, – прямо “отказали” ему в службе, то есть впали в мятеж. У царя Василия не стало никакой силы, а победитель гетман Жолкевский подходил к Москве. В то же время к Москве спешил и Вор из Калуги, узнавший о беде царя Василия. Итак, москвичи должны были вновь готовиться к осаде и ждать Жолкевского по Можайской дороге, а Вора по дорогам Серпуховской и Коломенской. Терпение москвичей истощилось, и власти царя Василия настал конец.
Безотрадно было время его царствования. Царь Василий, “сидя на царстве своем, многие беды прия и позор и лай”, отзывалась позднейшая летопись; “его, государя, зашли многие скорби и кручины”, говорили о Шуйском в XVII веке. Самовольный захват власти, самоуправство и жестокость, вопреки торжественным обещаниям и целованию креста, личные слабости Шуйского, – все это лишало его правительство необходимой нравственной силы: “во дни его всяка правда успе, и суд истинный не бе, и всяко любочестие пресякну”, сказал о Шуйском один из умнейших писателей XVII века (князь И.А.Хворостинин). Шуйский недостоин царства, говорили в народе: “его ради кровь проливается многая”; “он государь несчастлив”; “глад и мечь царева ради несчастия”; сам по себе царь Василий “человек глуп и нечестив, пьяница и блудник”. Такой взгляд на царя Василия, по-видимому общий, вел к частым против него восстаниям в Москве. С первых же месяцев его царствования московская толпа легко возбуждалась против него; а в тяжелые дни Тушинской блокады это возбуждение достигало большой остроты. Истомленная дороговизной и голодом толпа не раз поднимала шум и бросалась на Кремль. “Дети боярские и черные всякие люди приходят к Шуйскому с криком и вопом, а говорят: до чего им досидеть? Хлеб дорогой, а промыслов никаких нет и ничего взять негде и купити нечем!” – так описывали очевидцы происходившие в Москве волнения. И эти волнения повторялись часто, переходя иногда в открытые мятежи. До поры до времени Шуйский справлялся с мятежниками, и, пошумев, они спасались от царя в Тушино. Победа Скопина, конечно, укрепила Шуйского, но Клушинское поражение, поразив москвичей угрозой новой осады, погубило его. Москва свела его с царства так же быстро и внезапно, как в свое время внезапно и быстро сам он “наскочил” на московский престол.
“Обряд” Шуйскому произошел, по-видимому, так. Значение Клушинской катастрофы было учтено в Москве двумя кругами. В одном главой был князь Василий Васильевич Голицын, а самым рьяным деятелем – рязанский дворянин Прокопий Ляпунов. Голицын хотел власти для самого себя, а Ляпунов с братьями и другими рязанцами готов был работать на Голицына, и была “дума у него большая на царя Василья с боярином со князь В.В.Голицыным”. Во главе другого круга врагов Шуйского стоял Филарет Романов, а главными деятелями были те люди, которые, живя в Москве, сносились с тушинцами, призвавшими Владислава, и получали от них письма и королевские “листы” в пользу королевича. Виднейшими из них были Салтыковы, свойственники Романовых. Они определенно были за Владислава. Скрывая друг от друга свои вожделения, оба кружка работали против общего врага и, когда 17 июля 1610 года в Москве началось площадное движение по поводу подхода к Москве Калужского Вора, и те и другие воспользовались этим движением. Во главе толпы стали один из Ляпуновых (Захар) и Иван Никитич Салтыков. Возбужденная толпа с Красной площади перешла на более просторное место – за Арбатские ворота, к Новодевичьему монастырю. Туда прибыли некоторые бояре и патриарх Гермоген, и там, несмотря на уговоры патриарха, было решено просить Шуйского, чтобы он царство оставил и шел на свой старый боярский двор. Свояк Шуйского, боярин князь И.М.Воротынский, с прочими вожаками толпы отправились в Кремль, вывезли царя Василия из дворца и арестовали его братьев. А затем, чтобы царь Василий не вернулся на престол, его насильно постригли в монахи и заперли в Кремлевском Чудовом монастыре. Так окончилось четырехлетнее царствование “боярского царя”, пытавшегося восстановить политическое значение отжившей княжеской аристократии.
Свержение царя Василия было последним ударом московскому государственному порядку. Появление Вора уничтожило государственное единство и поделило страну между двумя правительствами. Падение Тушина подало было надежду на восстановление этого единства, а падение Шуйского уничтожило всякое правительство. Страна имела лишь претендентов на власть, но не имела действительной власти. Западные области государства были заняты шведами, которые захватили после Клушинской битвы Новгород, и поляками, которые осаждали Смоленск и занимали Северскую землю. Юг московский был в “воровстве”, то есть в полной анархии; под столицей стояли два вражеских войска – Вора и гетмана Жолкевского. Остальные части государства не знали, кого им слушать и кому служить. В Москве по свержении Шуйского боярская дума приняла на себя роль временного правительства и пожелала созвать выборных из городов для царского избрания. Но города плохо слушали это правительство и выборных не посылали. Очевидно, что и бояре не были настоящей властью.
Таково было в 1610 году положение Московского государства. Второй натиск “воров” на Москву, осложненный участием “литвы” и поляков, не доставил победы оппозиционной массе. Но он сокрушил ее врага – олигархическое правительство княжат – и привел в расстройство и анархию консервативные слои населения. Обе боровшиеся стороны в сущности были разбиты. Московское общество, утратив в междоусобии политическую организацию, не находило руководящих сил в себе самом и становилось жертвой иноземных победителей, своевременно и удачно для их целей вмешавшихся в московские дела. Таков был исход московской смуты в ее втором периоде, который мы характеризовали как период социальной борьбы.
В третьем периоде смуты эта социальная борьба низов и середины московского общества продолжалась, но главным фактом этого периода, определявшим всю деятельность московских людей, было уже не внутреннее междоусобие, а борьба с внешними врагами за национальную самостоятельность.