История князя италийского, графа Суворова-Рымникского,
Генералиссимуса Российских войск.
Сочинение Н. А. Полевого.
Типолитография Т-ва и. Н. Кушнерев и Ко.
Пименовская ул., соб. д. Москва — 1904.
Глава XII
Окончание Италиянского похода. — Битва при Нови. — Смерть Жуберта. — Дипломатические интриги.
Следствия Требийской битвы были весьма важны. Мы видели поспешное отступление в Геную Моро. Остатки армии Магдональда ретировались от Требии без порядка, преследуемые союзниками. Июня 22-го генерал Велецкий напал в Боббио на 3.000-й отряд Лапоипа. Посланный во фланг русского войска, когда Магдональд положил сражаться 21-го числа, Лапоип не успел придти во время и отступил к вершине Требии, не имея возможности соединиться с главною армиею. Пораженный Велецким, Лапоип бросился к отряду Виктора, отступавшему на Форновию. Не столь удачно было покушение Кленау остановить самого Магдональда на Секкии. Французы перешли реку при Руббиере и заняли Модену; 28-го Магдональд был в Пистойи; Домбровский укрылся в Понтремоли; Монришар вступил во Флоренцию. Модена немедленно была занята Кленау.
Преследуемый Кленау, Отто и Велецким во всех направлениях и угрожаемый восстанием жителей Тосканы, Магдональд оставлял город за городом, собрал все свои остальные войска и гарнизоны из городов в Лукке, отправил артиллерию морем из Ливорны в Геную предпринял марш по трудной приморской дороге, через Сарзану, Спеццию и Састри-ди-Леванте, прикрываясь отрядами Домбровского в Понтремоли и Виктора в Борго-ди-Таро. У него было не более 13.000 человек, и даже по соединении с Виктором и Домбровским он привел в Геную, в конце июня. только 18.000 — остаток сильной неаполитанской армии и всех французских гарнизонов и войск, находившихся в Тоскане и Церковной области.
Покорение городов следовало быстро. В Вене и Петербурге едва успевали получат известия о взятии их и городские ключи. Всюду забираемы были гарнизоны и многочисленная артиллерия. Июня 14-го Суворов писал из Александрии Клейму: “Иду к Пиаченце бить Магдональда. Поспешите работами при туринской цитадели, чтобы мне не пропеть прежде вас: “Тебе Бога хвалим!” Кейм не отстал от Суворова: в первый день требийской битвы началось бомбардирование, и 20-го числа сдалась Туринская цитадель. Фиорелло принужден был уступить губительному огню осаждающих; 2.800 человек гарнизона, 148 мортир, 384 пушки, 30 гаубиц, 40.000 ружей, огромные количества артиллерийских запасов и амуниции сданы победителям, Июня 11-го Гарданн, комендант Александрийской крепости, видя невозможность держаться, когда ему угрожали приступом, сдал крепость; здесь взято 2.400 человек и 160 орудий.
Корпус Кленау занимал места по мере отступления Магдональда. Июня 30-го вступил он в Болонию. Вся Тоскана восстала. Жители Ареццо, Волдерны и Казеты составили ополчения и подступили к Флоренции. Генерал Готье вышел из нее, и инсургенты заняли тосканскую столицу. Кленау явился туда 5-го июля; инсургенты в тот же день окружили Сиенну, и гарнизон вя сдался; 9-го Отго вступил в Урбино, где захвачено было 600 гарнизона с 30-ю пушками и 2.600 ружей. Генерал Даргубет сдал Ливорно, Пизу и Лукку тосканскому генералу Лавалетту. Порто-Феррайо, крепость на острове Эльбе, сдалась сицилийскому коменданту другой тамошней крепости Порто-Лангоне. Кленау вступил в Понтремоли, Филиццано и Авлу. Июля 31-го занята Сарзана и началось очищение приморских месть по Ривиера-ди-Леванте — Порто-Венеро, крепостей в заливе Спецции, св. Терезы и св. Лаврентия. Отряды доходили до Сестри. Только крепостца св. Марии удержалась, при подкреплении 2.000-го отряда, посланного с Миоллисом из Генуи.
Еще важнее были происшествия в средней и южной Италии. Мы говорили о восстании жителей Ломбардии и Пиемонта. Гораздо сильнее явилось восстание в Тоскане, помнившей благодетельное правление своих прежних герцогов, и в Риме, оскорбленном насильственным пленом папы. Начальником инсургентов явился здесь Лагоц, австрийский офицер, отчаянная голова, изменившая Австрии и думавший купить прощение изменою французам. Он писал о том к Суворову. “Прошедшее забывают”, отвечал Суворов, “если его стараются загладить чистосердечным и блистательным раскаянием”. Ободренный словами русского полководца, Лагоц собрал толпы народа и с 20.000 человек явился грозою французов и итальянских революционеров. Полковник Цукато, посланный Суворовым, предводил инсургентами. Они заняли адриатический берег и распространились от Тосканы до Неаполя, где еще сильнейшее восстание всколебало всех жителей. Флоты английский, русский и турецкий подкрепляли инсургентов высадками. При их помощи произвел в Калабрии восстание кардинал Руффо, сменивший четки мечом. Товарищем его был молодой монах, сидевший в тюрьме за какое-то преступление и получивший свободу за обещание истреблять французов и их союзников. С толпами полудиких пастухов калабрийских он ужаснул своею отвагою и свирепостью, так что товарищи прозвали его — Брат-Дьявол (Фра-Диаволо).
Руффо и Фра-Диаволо с помощью русских и англичан ворвались в Неаполь, провозгласили имя короля и страшным мщением платили своим прежним притеснителям. Лаццарони неапольские пристали к освободителям. Кровь лилась потоками по улицам Неаполя. Освободители предавались всем неиствовствам народных волнений, истощая утонченную злобу итальянской мстительности. Руффо пошел к Риму с своими толпами, где видели вместе сражавшихся неаполитанских солдат, русских, австрийцев, англичан, турков, монахов, бандитов, лаццаронов и апулийских пастухов. Они заняли Рим и осадили крепости. Римская и Партенопийская республики были уничтожены; дерева вольности срублены; французы гибли повсюду, и все, что только фанатизм и дикая злоба может изобретать, было повторено в Риме и других городах. Июля 28-го сдалась Мантуя после двухнедельной упорной осады. Гарнизону позволено было удалиться во Флоренцию; 300 пушек взято в этой опоре французского владычества в Италии. После падения Мантуи во власти французов оставались во всей Италии только Тортона, Анкона и Генуя.
Успехи Суворова встревожили правителей Франции, произвели смущение в Париже и отозвались даже на берегах Нила. Там, в борьбе с непреодолимыми трудностями, сражаясь с природою и неприятелями, был тот, кто за три года возвел Францию на высокую чреду славы и могущества. “Безумцы!” восклицал Бонапарте, “они погубили все мои победы! Суворов уничтожил в один поход годы трудов моих!” Долго, задумчивый и нерешительный, размышлял он, и следствием размышления его была отважная мысль возвратиться во Францию. Он хотел явиться среди прежних товарищей своих и сразиться с седовласым вождем русским, пожиравшим его победы”, как говорил Бонапарте. Переход во Францию без воли ее правителей, тяжкая необходимость оставить в Египте храброе войско, доверившее ему жребий свой, трудность, если не совершенная невозможность укрыться на Средиземном море от английского, русского и турецкого флота — ничто не остановило Бонапарте. Утлой ладье вверил он судьбу свою. “Nous аrriverons!” говорил он “Lа fortunе nе nous а jаmаis аbаndonnés (мы достигаем Франции Счастие никогда не оставляло нас)!”
Когда от берегов Нильских стремился к Средиземному морю корабль, на коем был решитель судеб Европы, Директория принимала все возможные средства возвратить потери в Италии. Приказано было, для развлечения союзников, усилить действия в Швейцарии. Недовольные осторожными мерами генерала Моро, правители Франции решились вручить ему начальство на Рейне, а в Италию послать генерала Жуберта, с повелением действовать наступательно. Генералу Шампионету препоручено собрать сильный корпус и напасть на союзников в Пиемонте, подвергая таким образом Суворова нападению с трех сторон. Надеялись, что прибытие юного, храброго генерала и наступательное движение ободрять французов. Жуберт славился отважностью, умом, рыцарским бескорыстием, юный, прекрасный, любимый солдатами.
Пятнадцати лет бежал он из отцовского дома, стал в ряды солдат в 1784 г., совершил первые подвиги на полях италианских, был генералом в 1793 г., участвовал в победах Бонапарте, который после битвы ривольской сказал об нем: “Joubert se monstrа grenаdier pаr son courаge et grаnd générаl pаr ses connаissаnces militаires” (Жуберт показал себя гренадером no храбрости и великим генералом по военным знаниям). Поход в Тироль, названный Карно походом исполинов (cаmpаgnе de géаnts), дела в Голландии, на Рейне, занятие Пиемонта в 1798 году, прославили имя Жуберта. Негодование против притеснений Италии жадными комиссарами республики и ссора с Шерером заставили Жуберта выйти в отставку. Он любил, был любим и готов был вести невесту свою к алтарю, когда Директория вызвала его снова на воинские подвиги. Жуберт отправился немедленно и по дороге заехал в местечко, где жило семейство будущей подруги. Она не хотела расстаться с женихом; их обвенчали, и на другой день счастливые супруги поехали вместе. Жуберт оставил молодую свою жену на границе, поклялся ей возвратиться победителем или умереть на поле чести и через неделю был в Генуе. Моро сдал ему начальство. Внешне чувствуя всю тяжесть подвига, ему предназначенного, Жуберт просил Моро остаться на несколько дней при войске и помогать советами и опытностью. Моро согласился. Отважность и осторожность соединились против Суворова. Надежда оживила французов.
Главная квартира Суворова весь июль оставалась в Александрии. Отсюда руководил он действиями войск, взятием крепостей и готовил планы, коими должен был охранить свои завоевания и уничтожить остатки неприятелей. Из России пришел корпус войск 8.000 человек, под начальством генерала Ребиндера, назначенный в Мальту и Неаполь. Суворов до времени оставил его при главной армии, передав начальство над ним Розенбергу, коего заменил Дерфельден. Генерал Кейм охранял Пиемонт со стороны Франции; и Швейцарии. Суворов сосредоточивал войска на Скривии и Бормиде и присоединил к ним корпус Края по взятиц Мантуи. Он распоряжал походом на Геную, Кленау, с 20.000, долженствовал оттеснять неприятеля от Понтремоли и Ривиеро-ди-Леванте, когда другие 20.000 пойдут через Нови, Тортону, Гави и возьмут Геную, подкрепляясь английским флотом с моря, а третий корпус от Кони, через Коль-ди-Тенду, пройдет в Ниццу и отрежет отступление Моро через Ривиеру-ди-Поненте. Несогласие гоф-кригс-рата остановило этот план, когда соединение сильных французских войск на север от Турина, у границ Швейцарии, под начальством Шампионета, и известие о прибытии в Геную Жуберта и движений французов обращали особенное внимание Суворова. Слыша о наступательных движениях Жуберта, Суворов обрадовался, что неприятель сам вызывает его на битву и избавляет от затруднительного похода в генуэзские горные ущелья. “А! Видно, что Жуберт молодой человек — приехал поучиться!” сказал Суворов, — “дадим ему урок!” Августа 3-го союзная армия перешла в Поццоло-Формигаро между Тортоною и Нови. Кейму велено сильнее стеснить Кони, а Кленау идти в Понтремоли. Августа 7-го Багратион осадил и взял Сераваллу, куда немедленно перешла главная квартира, 8-го августа перенесенная в Нови.
Следуя предписанию Директории, Жуберт хотел действовать наступательно; войско его состояло из 50.000 и растягивалось от Миллезимо до Бокетты; авангарды находились в Гави. Еще не знал о взятии Мантуи и соединении Суворова с Краем, Жуберт полагал Суворова в числе, уступающем числу армии, находившейся под его начальством хотел отрезать его от сообщений с Краем и Кленау и, слыша о движении на Сераваллу, думал обмануть Суворова движением на Акви, когда главные силы французов шли к Серавалле. Суворов разгадал план Жуберта, изумляясь легкой возможности вызвать неприятеля из горных областей, велел отступать и 13-го августа снова перенес главную квартиру в Поццоло-Формигару, оставя гарнизон в Серавалле и стесняя Тортону, что представляло войска его неприятелю неловко разбросанными. При движении неприятеля на Тортону союзники могли сдвинуться к ней, Розенберг из Вигицуолы и Дерфельден из Ривальто, хотя Тортона была по-видимому совершенно открыта. Поступки Суворова показывали робость. Беллегард поспешно отступил от Акви к реке Орби. Тогда Жуберт, увлеченный в обман, стремительно склонился от Акви направо и 14-го августа стал со всею своею армиею на высотах, где оканчиваются горные стремнины приморских Аппенин и начинаются долины к Танаро и По.
Левое крыло французов упиралось в реку Лемму, правое в Скривию, центр был в Нови. Здесь неожиданно узнали, что Край соединился с Суворовым, что хитрый старик обманул своим отступлением и что сильная армия его поспешно идет на французов. Жуберт не знал, должно ли решаться на борьбу против сил превосходных. Он собрал совет, где находились Моро, Сен-Сир, Периньон, Дессоль, и предложил определить отступление в горы или спуск в долину и нападение на неприятеля. Моро и все другие утверждали, что отваживаться на битву опасно. Жуберт колебался, думал, что Суворов не посмеет напасть на крепкую, защищенную горами позицию французов. Он полагал, что войско Суворова не было сосредоточено и избрал самое гибельное дело — нерешительность вместо битвы или немедленного отступления, оставшись на ночь при Нови, думая, что успеет еще отступить, если будет необходимо, на другой день. Роковая ночь эта погубила его. На другой день отступление было уже поздно. Крепкая позиция не устрашила Суворова; утром начал он кровавую битву.
Всего более опасался Суворов, что неприятель отступит, узнав о превосходстве сил союзников. Тогда Суворов подвергался затруднительному походу в горы или опасности быть с одной стороны атакованным Жубертом, с другой Шампионетом. На военном совете 14-го августа все австрийские генералы оспаривали мысль его дать битву. Вопреки мнению неприятеля о великом превосходстве сил ого, Суворов имел не более 45.000 против 40.000. Ему представляли неприступность неприятельской позиции и отдаленность корпуса Меласова. Суворов решил совет приказом сражаться. Край начал битву нападением на левое крыло французов в 4 часа утра, августа 15-го. Он овладел высотами. Видя опасность, Жуберт бросился ободрять солдат. En аvаnt (вперед)! восклицал он, вмешавшись между бегущими. Пуля поразила героя. Он упал с лошади с кликом: Cаmаrаdes, mаrchez toujours (товарищи, вперед, вперед)! Чувствуя себя смертельно раненым, Жуберт вспомнил о подруге своей, вынул портрет ее, бывший у него на груди, прижал его к губам и испустил дух. Остервенело мстили солдаты смерть своего храброго полководца. Моро принял начальство. Край был сбит. В 6 часов Дерфельден ударил в центр, заняв Нови. Край снова двинулся в битву. Она была отчаянная.
Трудность завладения высотами, нестерпимый жар, грозная артиллерия и мужество неприятелей делали тщетными все усилия. До трех часов пополудни два раза высоты переходили из рук в руки. Не знали, где девался Мелас, удивлялись, что Суворов длить сражение и остается спокоен, видя безуспешность его. Великое предначертание Суворова и удивительную верность взгляда его поняли тогда только, когда он вдруг велел учинить усиленное нападение на центр. Здесь начался самый страшный разгар битвы. Багратион был отбит. Суворов сам бросился в ряды солдат. При нем был в. к. Константин. “Друзья богатыри! Дети! Ура! с нами Бог!” восклицал Суворов. “В слепоте исступленной храбрости, под градом смертоносных орудий, не думая о превосходстве неприятельской позиции, презирая неминуемую смерть, бросились русские солдаты.
Сугубо восстали на них смерть и бедствие, но ободряемых примером вождей их уже невозможно было удержать” (слова реляции Суворова). Тогда неожиданно загремела канонада в тылу неприятеля. Мелас обошел по правому берегу Сквирии и громил французов. Нападение на центр было усилено. Краю велено напирать на левое крыло. Моро видел невозможность продолжать битву. Его мужественное хладнокровие и решительность генералов и офицеров едва могли сласти остатки войск французских. К отступлению оставалась одна дорога, на Овадо через Лемму, к берегам Орби. Предавая часть войска на жертву, Моро отступил поспешно, и наступивший мрак ночи, при истощении сил победителей, лишал средств преследовать неприятелей в горных ущельях. Часть артиллерии французской была захвачена и досталась победителям; битва кончилась в шесть часов вечера, продолжавшись более полусуток.
Так совершилось второе великое сражение и кончилось второе покушение неприятелей силою вырвать у Суворова победу. Бывшие в битве при Требии не могли решить, где сражались упорнее, там или под Нови. Принудив неприятеля к битве, Суворов одержал победу искусною диспозициею, личною храбростью в минуту опасности и рассчитанным ударом при окончании битвы. Только малплакетская (1709 года) и куннерсдорфская (1759 года) битвы могли сравняться с новийскою числом потери с обеих сторон. Французы потеряли убитыми и ранеными более 10.000; в плен взято до 5.000. Русских и австрийцев убито и ранено до 8.000. Победители взяли 89 пушек. Кроме Жуберта, были убиты генералы Вотрен и Гаро; Периньон, Груши, Партуно, Колли попались в плен. Из русских ранены были генералы Тыртов, Горчаков и Чубаров.
Суворов не преследовал далеко отступавшего неприятеля. Слыша о движении Шампионета, желая соединить силы свои и разъединяя Шампионета с Моро, он перенес главную квартиру августа 20-го в Асти. Край был отправлен на помощь Кейму. Шампионет поспешно отступил к швейцарской границе. Моро снова остановился в окрестностях Генуи. Суворов готовился к походу.
Подвиги Суворова достойно оценивались монархом России, освобожденною им Италиею и изумленною Европою, возбуждая ужас правителей Франции, оживляя надеждою их противников. Император Павел изъявил престарелому герою благодарность свою присылкою своего портрета. “Пусть на груди вашей являет он признательность мою к великим делам подданного, прославляющего мое царствование”, писал император (июля 13). Августа 8-го новую награду Суворову составил титул княжеский, с наименованием Светлейшим и Италийским, “да сохранится в веках память дел Суворова, в четыре месяца освободившего Италию и восстановившего царства и законные власти”. — “Отец отечества!” отвечал Суворов императору, “прими жертву благоговейной признательности — сердечное, слезное моление за тебя Богу и остаток дней моих!” После победы при Нови император писал: “Не знаю, кому приятнее: вам ли побеждать, или мне награждать вас, хотя мы оба исполняем свое дело, я, как государь, вы, как полководец, но я уже не знаю, что вам дать: вы поставили себя выше всяких наград”. Награда еще сыскалась: повелено “отдавать князю Италийскому, графу Суворову-Рымникскому, даже и в присутствии государя все воинские почести, подобно отдаваемым особе е. и. в.” (августа 24-го). “Достойному достойное!” говорил император в своем рескрипте.
Особенное удовольствие принесла императору награда, пожалованная Суворову королем сардинским. Король возвел его в чин главнокомандующего фельдмаршала сардинских войск, с титулом и степенью кузенов королевских и грандов Сардинии. “Радуюсь, что вы мне делаетесь роднею”, писал Суворову после этого император Павел, “ибо все владетельные особы между собою роднею почитаются”. — “Славе легко породниться с царями!” восклицали поэты, слыша о награде герою. “Я разделяю с другими благодеяния ваши”, писал Суворову король неаполитанский.
“Вы открыли мне дорогу в царство мое, вы утвердите меня на моем престоле”. Коллегия кардиналов прислала к Суворову депутатов благодарить его и просить его покровительства столице папской. В Англии победы Суворова приводили в восторг. Заздравные тосты гремели за его здоровье. В лондонских театрах пели песни в честь его; выбили медали с изображением Суворова. “Если бы ваша светлость могли явиться здесь”, писал к нему русский посол, граф С. Р. Воронцов, “вы увидели бы народ благодарный и чувствующий цену ваших заслуг и достоинств”. “Целую руку великого человека!” писал Суворову Растопчин. “Меня осыпают наградами”, говорил Суворову Нельсон, “но сегодня удостоился я величайшей награды: мне сказали, что я похож на вас. Горжусь, если я, ничтожный по делам, похожу на человека великого!” В дополнение прежних наград король сардинский прислал Суворову (сентября 9-го) цепь первого ордена сардинского Благовещения (Аннунциады).
Можно ли поверить, что среди столь блестящих успехов, удивления Европы, высших наград, герой был удручаем скорбью и изъявлял желание оставить поприще славы!
Не труды, едва выносимые человеческими силами, не бессонные ночи, не соображения обширного плана войны тревожили и изнуряли доблестного старца, но действия других, положение дел в Европе и препятствия, какие полагали всем распоряжениям его.
Не смея противоречить предположенному плану войны, Суворов предвидел бесполезность похода русских в Швейцарию и экспедиции в Голландию. В то время, когда он поражал врагов в Италии, эрцгерцог Карл бездействовал на Рейне и в Швейцарии. Нельсон в объятиях леди Гамильтон не думал подкреплять действий Суворова против Генуи. Адмирал Ушаков тратил время на учреждение Ионической республики, слабо блокируя Анкону. Восстание средней Италии, не руководимое систематически, подавало поводы только к бесполезному взаимному мщению итальянцев. Толпы их резали, грабили жителей, уничтожали одна другую, и неистовство освободителей отвращало сердца, возбуждало сожаление народа о прежнем, более сносном правлении французов. Напрасно писал Суворов эрцгерцогу Карлу, что он должен завоевать Швейцарию и бить французов на Рейне. Напрасно говорил он Нельсону, что “Палермо не остров Цитера”. Слова были бесполезны, когда между тем он видел, что потери французов не заставляют их упадать духом и что единство и усилие действий их должны наконец передать им победу, отнимаемую у них только его гением. Моро являлся уже в новых силах после своего отступления от Адды. Разбитие Магдональда не препятствовало явиться Жуберту с грозным ополчением, а после погибели Жуберта, Моро от Генуи, Шампионет от Швейцарии угрожали снова в огромных силах.
Всего пагубнее были Суворову в этих затруднительных обстоятельствах действия венского гоф-кригс-рата. Мы говорили, как приказы его связывали Суворова после перехода через Адду и как едва не помогли они соединению Магдональда с Моро. Беспрерывно подтверждали Суворову действовать осторожнее, негодовали, когда он насмешливо доносил, что получил в Милане приказание идти за Адду, в Турине позволение действовать на Милан. Когда победы Суворова освободили Италию, — раскрылось подозреваемое им, своекорыстное, тайное намерение австрийского министерства. Мы упомянули, что по взятии Турина, вопреки объявлениям Суворова, призывавшего народы итальянские к возвращению под власть законных государей, учреждены были всюду австрийские управления; доходы велено сбирать на Австрию; строго запрещены народные восстания. Присланные от сардинского короля не допущены к отправлению должностей. Инсургентов в Тоскане и Риме велено обезоружить и заменить австрийцами. Эрц-герцог Карл, издавший воззвание к швейцарцам и обещавший им свободу, получил строгий выговор. Действуя по правоте сердца, император Павел велел Суворову звать сардинского короля в Турин и передал ему Пиемонт (июня 7-го). Из Вены прислано повеление противоречащее, неоднократно повторенное прежде, вместе с подтверждением, что кампания 1799 года должна ограничиться в Италии и о походе во Францию помышлять не должно. Суворов вое еще думал, что можно было не слушаться приказов гоф-кригс-рата. “Ограничьтесь завоеванием левого берега По и взятием Мантуи”, писали ему 12-го мая. Суворов взял Турин. На подчинение Пиемонта Австрии Суворов отвечал призванием сардинского короля, ссылаясь на повеление императора Павла. “Вы и ваша армия предоставлены мне в полное распоряжение”, отвечал ему император Франц, “и я требую повиновения воле моей”.
Горько жаловался “Суворов на все оскорбительные и бедственные распоряжения гоф-кригс-рата, открывая кроме того скрытные козни Тугута. Австрийским генералам присылались тайные повеления. Им приказано было доносить отдельно о действиях Суворова. “Я стою между двумя батареями — военною и дипломатическою. Первой не боюсь, но не знаю, устою ли против другой”, говорил с досадою Суворов… Выписки из писем его покажут яснее сущность дел и чувства огорченного героя.
“Предрассудкам кабинета без ответа Богу нельзя следовать. Гоф-кригс-рат вяжет меня из всех четырех углов. Если бы я знал, то из Вены уехал бы домой. Две кампании гоф-кригс-рата стоили мне месяца, но если он загенералиссимствует, то месяца его кампании станет мне на целую кампанию. Так было, когда Вейсмана но стало: я один из Польши приезжаю — всех других бьют, а я сам бью, и когда под Гирсовой побил я турков, то сказал: “мой последний удар!” Так и сбылось: я погибал! — Покорение Ломбардии считают мечтою, хотят, чтобы я стерег венские ворота… Я скоро отсюда! Довольно — спешу к сохе! Что за неискореняемая привычка быть битыми — Унтеркунфт, Нихтбештимзагер… Величайшая милость: превратите черепаху в оленя… У фортуны голый затылок, а на лбу длинные волосы; лет ее молнийный: не схвати за хохол, уж она не воротится. Не лучше ли одна кампания вместо десяти? Не лучше ли идти в Париж, а не заграждать только вход к себе? Дайте мне волю или вольность — у меня горячка, и труды и переписка с скептиками, с бештимзагерами, интриги — я прошу отзыва мне… Дайте мне полную власть и никто не мешай — ради Бога, отнимите у них перья, бумагу и крамолу… Я думал, будут толковать только о деталях, а они во все операции мешаются — прежде Рейн был предлогом, а теперь Швейцария… Забыли, как французы из Кампо-Формио давали им законы? Что за беда! Из Вены уйдут в Пресбург! Ведь из Праги ушли же в Берлин. Я не мерсенер, не наемник, не из хлеба повинуюсь, не из титулов, не из амбиции, не из вредного эгоизма — оставлю армию с победами, и знаю, что без меня их перебьют. Запретите глупую переписку Демосфеновскую; она развращает подчиненных… Что такое бештимзагеры? Средина между плутом и дураком, как подьяческие: мерере, бетрехтлих, и другие двулички… Дай Бог только кончить кампанию — более служить не в силах! Цинциннат и соха! Все мне не мило. Повеления гоф-кригс-рата ослабляют мое здоровье и я не могу продолжать службы. Хотят управлять за тысячу верст; делают меня экзекутором Тугута и Дитрихштейна — кончу с Генуей и попрошу увольнения… Сколько ни мужаюсь, но вижу, что либо в гробе, либо в хуторе каком-нибудь искать убежища!.. Зрите ад, над которым царствует Момус! Плутон! полодел и Астарот сушит плащ в унтеркунфте. Развалин храма Фемиды зреть не могу — прошу об отзыве… Когда конферируете с неистовыми, говорите от себя — подьячие загоняют меня своими сателлитами! Сова в темном гнезде препоясалась мечом Скандерберга и хочет управлять армиями, но ему детали, мне войско и политнку, без которой нельзя быть главнокомандующим. Не они ли потеряли Нидерланды, Швейцарию, Рейн и преклоняли колени пред Бонапартом? Я начал поправлять и глупою системою меня вяжут!.. Деликатность здесь не у места. Где оскорбляется слава русского оружия, там потребны твердость духа и настоятельность!”
Суворов не шутил. Еще 25-го июня, оскорбленный до глубины души, он просил увольнения, донося императору Павлу, что “робость гоф-кригс-рата, зависть к нему, как иностранцу, интриги двуличных начальников и безвластие при требовании доклада заставляют его просить об отзыве”. Жалобы Суворова возбудили негодование императора Павла. Он требовал ответа от своего союзника. История не забудет писем его к Суворову, где он просил его пренебрегая интригами. “Ничего не могу предписать вам, кроме осторожности от умыслов зависти и хищности, предоставляя уму и искусству вашему отвращать их и уничтожать вредное пользе общего дела. Пренебрегите ими, как недостойными тех видов, коими подвиглись мы для спасения Европы. Не помогать своекорыстию других, но уничтожить нынешнее правление Франции хотел я. Истребляйте общего врага и не лишайте меня надежды восстановить мир и спокойствие Европы”. Одобряя планы Суворова, император Павел подтвердил ему полномочие, “желая притом милости Божией, здоровья и успехов”. Еще убедительнее писал любимец императора и душа его кабинета Растопчин. “Заклинаю вас спасением Европы и славою вашею, презрите действия злобы и зависти. Франция ждет от вас решения участи своей, и могут ли остановить вас те, кого вы побеждать учили? Увенчайтесь новою славою; презрение недостойным чувствовать цену ваших добродетелей! Если государь оставит союз, следствием сего будет мир. Франция рада мириться, чтобы потом снова начать завоевания, и тогда ничто не спасет Европы. Куда же денутся плоды ваших великих дел, упование народов, дух бодрости? Но если вы увенчаете победы восстановлением престола во Франции, Европа будет спасена бескорыстием и твердостью императора российского и великими делами князя Италийского. Молю вас останьтесь и побеждайте! Вам ли обижаться хитростями коварных, ждать участия от генералов, которые дожили, а не дослужились до сего звания? С вами русские и Бог!”
Видя неукротимость Суворова, дипломаты и тактики венские решились нанести ему удар окончательный. Когда победа новийская доставила им мнимую уверенность, что в Италии уже нечего более опасаться, Суворов, готовившийся на завоевание Генуи, неожиданно получил приказ сдать команду над австрийскою армиею Меласу и с русскими войсками идти в Швейцарию. “Победы ваши произвели уже счастливый оборот в делах Италии, удаляющий всякое опасение. От швейцарской экспедиции будет зависеть судьба всей войны”. Хитрым убеждением умели уже преклонить на это распоряжение императора Павла. Здесь таился ряд ничтожных. интриг, с начала войны завязанных Тугутом.
Мы упомянули об успехах эрцгерцога Карла на Рейне при начале кампании. Журдан был удален Директориею. Массена принял начальство над рейнскою и над гельветическою армиями. Разбитие Шерера и занятие Ломбардии и Пиемонта Суворовым дали возможность австрийцам удачно действовать против Дессоля и Лекурба в Швейцарии. Они оттеснили их. В швейцарских восточных кантонах последовало народное восстание против французов. Массена принужден был отложить наступательные действия на Рейне и в Швейцарии и сосредоточивал войска свои, защищая пределы Франции. Пользуясь тем, эрцгерцог Карл занял Цюрих, открыл сообщения с Италиею, прислал Суворову Беллегарда, оставив наблюдательный корпус, под начальством генерала Гаддика на пределах Италии и Швейцарии. Но напрасно убеждал и просил ого Суворов продолжать удачно начатые действия. Эрцгерцог отговаривался, что ожидает на помощь русских войск, что цель его защищение австрийских пределов и Германии и что при растяжении его операционной линии от Вирцбурга до Ст.-Готарда наступательные действия невозможны. Гаддик бездействовал. Французы успевали в малых предприятиях и утишили народные восстания швейцарцев. Когда Жуберт двинулся на Суворова и Шампионета угрожал Турину, Массена, выжидавший времени, начал наступательные действия. Нападение его на Цюрих обеспокоило эрцгерцога, но главною целью Массены было завладение северными границами Италии, дабы открыть сообщение с Шампионетом и Жубертом. Он достиг этой цели. Генерал Лекурб вытеснил австрийцев, завладев проходами через швейцарские горы в Италию. Между тем подходили к Швейцарии русские войска в числе 30.000 под начальством генерала Корсакова. Тогда открылся вполне пагубный и неприязненный замысел Тугута: эрцгерцогу Карлу приказано оставить Швейцарию и действовать в прежнем направлении на Рейне. Суворов должен был вести русское войско из Италии в Швейцарию и соединиться там с Корсаковым, австрийским войском в Граубиндене и небольшим корпусом французских эмигрантов, под начальством принца Конде. До прибытия его в Швейцарию Корсаков должен был занять линию от впадения реки Аары в Рейн до Цюриха, а генерал Готц с граубинденским корпусом от Цюрихского озера к Гларису и Граубиндену. Они принимали оборонительное положение, пока Суворов перейдет с войском из Италии. Все средства возражать были отняты у Суворова, ибо не только предъявлено было ему согласие императора Павла, но кроме того эрцгерцогу Карлу предписано не дожидаясь Суворова оставить Швейцарию, а Суворову идти немедленно. “Иду”, воскликнул Суворов, “иду, но горе тем, кто посылает меня! Я бил, но не добил французов, и злоумышленники раскаются, но поздно!”
Он видел дела в Италии неоконченными, опасался, что плоды побед его погибнут от неискусства начальников, кроме того вполне подчиненных гоф-кригс-рату, а своекорыстная политика погубит восстановление Италии, когда раздоры и недоумения уже колебали союз государей. Русское войско, ослабленное в числе, утомленное походами и битвами, лишенное снарядов, запасов, средств, должно было начинать осенью войну в горах, пробиться сквозь ущелья, занятые неприятелем. Поход в Швейцарию разрушал все мечты Суворова о переносе войны во Францию, чего он надеялся достигнуть после совершенного уничтожения французов в Италии. Правда, в Швейцарии давали ему возможность действовать свободнее, освобождая его от Гоф-Кригс-Рата и Суворов надеялся преодолеть все трудности, но он трепетал при мысли, что если до его прихода Эрцгерцог оставит Швейцарию, Массена уничтожит растянутую линию Корсакова и Австрийцов. Тогда, не только побед, но и спасения не могли доставить никакая храбрость, никакой гений! Не смотря на решительное повеление о походе, Суворов обстоятельно изложил обоим Императорам все невыгоды и пагубу нового распоряжения, и не ожидая ответа их умолял эрцгерцога Карла не спешить выходом из Швейцарии. Суворов доказывал, что без покорения Тортоны, Кони, Ниццы, и ограждения со стороны Пиемонта, Италия еще не безопасна от новых покушений французов, и что невозможно было ожидать важных последствий от похода русского войска, ослабленного трудами, изнуренного потерями, в осеннее время, при неготовности его вести горную войну. Он предсказывал Эрцгерцогу неминуемую гибель оставляемых в Швейцарии войск, с отступлением его прежде прихода русских войск из Италии. Ответом Императора Австрийского было подтверждение сдать начальство над австрийскою армиею Мелабу, a Эрцгерцог (августа 29-го) известил Суворова о выходе своем из Швейцарии. Император Павел, увлеченный хитростью Тугута, безотчетно подтвердил свой приказ. Сентября 7-го Суворов сдал Меласу начальство в Италии. “Никогда не забуду Австрийских воинов, почтивших меня любовью и доверенностью, и подвигами своими сделавших меня победителем”, говорил он в приказе своем. Трогательно было прощание его с товарищами битв. И Мелас и Суворов заплакали, как будто предчувствуя бедствия будущего.
Последними распоряжениями Суворова в Италии были: преследование и стеснение Моро, наблюдение за Шампионетом, усиление осады Тортоны, охранение сообщений до границы Швейцарии. Кленау находился уже в Рекко, в 4-х милях от Генуи. Движение Кейма на Асти остановило Шамоионета. Край очистил северные области до пределов Швейцарии. Тортоне дано сроку для сдачи до 11-го сентября. Русския войска двинулись из Италии двумя отделениями. Надобно было поспешить, ибо только быстрота перехода могла еще обнадежить успехом. Движение Моро остановило поход Русских. Услышав об удалевии Суворова, яеожвдавво двивулся он к Тортове, полагая, что успеет привудить снять осаду этой крепости, и даже разбить разединяющияся силы союзвиков. Узнав о движении его, Суворов мгновенно повернул назад. Моро отступил в ушел в горы. Тортона сдалась. Два дня были потеряны в обратном походе русских. Их заменили усиленными маршами. Сентября 13-го русские войска достигли берегов Тессины; 15-го пришли в Беллинцону — перед ними высились снежные вершины Альпов.
Здесь кончилась итальянская кампания, начавшаяся апреля 15-го. В пяти месяцев разбиты были Суворовым неприятели в двух великих и шести меньших сражениях; освобождена вся Италия; взято 25 крепостей, 3.000 орудий, 200.000. ружей, 80.000 пленных; остатки французских войск не смели оставить аппенинских и альпийских ущельев. Суворов готовился отрезать Моро от Франции и тем принудить его сражаться или предать союзникам Геную. Продолжая план Суворова, Мелас разбил Шампионета, принявшего начальство над французами после отъезда Моро на Рейн. Битва женольская происходила ноября 3-го. Анкона сдалась ноября 16-го. Кони сдана в Декабре. Шампионет, запертый в Генуе, погиб жертвою голода и заразы, и в начале июня 1800 года Генуя покорилась австрийцам, доведенная до последней крайности бедствиями осады. Но Суворов был уже тогда в могиле, и окончание военных дел в Италии в 1799 и 1800 годах не относится к истории его.