Костомаров Н.И. Черты сопротивления власти при Петре Великом.
Русская старина, 1875. – Т. 12. – No 2. – С. 381-383.
Жестокость и крутость Петра Великаго более всего поясняется чертами упорства и сопротивления его воле, его намерениям и повелениям. Таких черт очень много, и чем более будет их собрано, тем понятнее станут для историка и характер эпохи Петра, и его личность, и свойства того народа, из которого вышел могучий деятель, и с которым вел такую упорную, нравственную борьбу. Зная, как безжалостно карал Петр непослушание, странным покажется, как мало действовали на Русских карательные меры и жестокие примеры; но способы, какими иногда выказывалось при Петре неповиновение его власти и указам, еще более изумляют нас. В этом отношении, надеемся, не лишним будет указать на одно дело, прочитанное нами в бумагах государственного архива.
При Петре, как известно, ради пополнения казны с целию ведения войны против Карла XII, не было в России ни одного промысла, ни одного ремесла без отяготительных налогов. Но, кроме платежей, жителей отягощали разными поручениями в видах государственных интересов, и это было в свое время едва ли не более несносною тягостью, чем всякие платежи.
Для сбора налогов с рыбных ловель существовала ингерманландская канцелярия рыбных дел. В 1706 году, отправленный по этого рода делам переписчик, стольник Иван Кобяков, в Рязанском уезде потребовал нескольких отставных дворян для доставки собранной казны в канцелярию. Отправленный Кобяковым подьячий Григорий Гридин, вместе с служилыми, приехал за одним из этих дворян Иваном Вельяминовым; но Вельяминов куда-то спрятался, а люди его сказали, что их господин в Москве.
Гридин поехал к другому дворянину, Михайле Потулову, жившему в деревне Корелиной, в Каменном стану, с тем, чтобы взять этого господина и привезти его к Кобякову.
Этот Гридин доносил, что “Потуловы с людями стоят на дворе с дубьем, запершись, и во двор не пускали и за ними бросали, и сами себя взять в город не дали, а про Михайла говорили что он на Москве”.
16-го февраля 1706 года, тот же Кобяков отправил подьячих Дениса Духина и Бориса Карцева с двумя служилыми людьми взять отставных дворян Ивана Вельяминова, Михаила Потулова и Василия Дуванова.
Этим подьячим удалось взять Ивана Вельяминова в деревне Слободной; с ним вместе поехали они в деревню Корелину за Потуловым. На этот раз Потулов допустил посланных к себе, но, “выслушав (говорится в показании Карцева и Духина), указ, закричал людям своим: суды! суды! (сюда! сюда!) а люди его, собрався многолюдством, нас, подьячих и служилых людей, смертным боем били; и сказали мы ему, Михайле, указ великаго государя, чтоб он, Михайло, с нами ехал в город Переяславль-Рязанский и явился на съезжем дворе перед стольником Кобяковым, и он великого государя указу учинился непослушен, а нам, посыльным людям, силен”.
На подьячих и на служилых оказались боевые знаки. У Карцова “под левым глазом подшибено синя, да на левой руке, повыше локтя, и на плече синя же и багрова; на Духине, на правом плече, синя и багрова, и на левом боку тоже”. У служилых на теле также оказались следы побоев.
14-го мая того же года тот же стольник Иван Кобяков отправил подьячего, Ивана Леонтьева, с десятью служилыми, взять Михайла Потулова и доставить к себе. Но “Михайло заперса в хоромах, а дочери его, девки Татьяна и Стефанида, вышли из хором со многими жонками с дубьем, и их, посыльных людей, от хором отбили и его, Михайла, взять не дали”.
Таким образом на этот раз подвиг насильственного сопротивления властям совершают особы женскаго пола, да еще и девицы. Но оказывается, что эти девицы действуют не первый раз; они отличились и ранее, когда к Потулову приезжали Карцов с товарищи. Далее в том же деле, из которого мы сообщаем эти известия, говорится:
“И прежде еще приезжал Борис Карцов, и они, Татьяна и Стефанида, сами говорили, что он от них бит поехал”.
Следовательно, девицы Потуловы играют главную роль во всей этой трагедии.
Иван Леонтьев и товарищи остались побежденными в битве с прекрасным полом, однако, успели взять в плен и увезти в Переяславль-Рязанский дворового человека Терентья Евсевьева и жонку Ирину Богданову, но эти пленники отделывались незнанием, и ничего любопытного не сообщили.
Не знаем, что было потом с Михайлом Потуловым и с его воинственными дочерьми. Но, как ослушник царской воли, Потулов был не один в своем околотке; из того же дела видно, что многие помещики того же уезда били подьячих и служилых, посылаемых с ним во дворы с указами. Ослушников велено привозить в Москву, а в случае не отыщут помещика — брать его людей и крестьян. И это не легко исполнялось. К одному такому ослушнику прибыли служилые: его дома нет, людей его и крестьян тоже нет; все пусто!
Другого, Ивана Еропкина, удалось найти и привезти в приказную избу. Третий, Венюков, и сам не поехал и людей своих не дал. Четвертого, Сухарева, не было дома, но люди и крестьяне без него отбились, взять себя не дали — учинились сильны.
Н. И. Костомаров.