Глава II.
Детство Сергея Аксакова.
М. Сабинина
Замечательная семья.
(Аксаковы).
1902 год
Друг молодых Аксаковых, доктор Клаус, навестил Марью Николаевну в тот самый день, как у неё родился сын. Молодые родители так гордились новорожденным малюткой, а слуги так искренно принимали участие в семейной радости своих господ, что, уходя домой,Клаус пробормотал про себя: “Какой счастливый мальчишка, как все ему рады!” Но как ни велико было счастье родителей и дедушки Степана Михайловича, как ни благодарили они Бога за рождение мальчика, который будет со временемпредставителем Аксаковых, никому из них и в голову не приходила мысль о том, что этому ребенку суждено прославить их старинный род и обогатить родную литературу превосходными сочинениями. Кроме того, Сергей Тимофеевич явился впоследствии не только продолжателем дворянского рода, но, что несравненно более ценно,– главой образованной, талантливой и честной семьи, в которой особенно выделились два его сына, Константин и Иван. О их жизни и деятельности мы поговорим в последней главе нашего рассказа, а пока вернемся к новорожденному Сергею, явившемуся на свет Божий 20 сентября 1791 года.
По-видимому недолго радовал этот мальчик своих родителей здоровым и крепким видом. Читая воспоминания самогоАксакова об его детстве, мы узнаем, что уже на третьем году он захворал какою-то странной болезнью, которая тянулась полтора года и довела ребенка до такой слабости, что родные чуть не ежедневно ожидали его смерти. Марья Николаевна, страстно любившая своего единственного сына, совсем измучилась, ухаживая за больным ребенком. Исхудавшая и пожелтевшая, она не расставалась с мальчиком, сама лечила его по какому то домашнему лечебнику и, заметив, что свежий воздух и передвижение облегчали страдания Сережи, беспрестанно ездила с ним в пригородные деревни то к родным, то к знакомым.
Однажды, во время какого-то путешествия, Сереже сделалось так плохо, что испуганные родители велели остановиться, вынесли больного из кареты и почти безжизненного положили на траву в тени деревьев. Бедная мать в отчаянии опустилась на ко лени и, подняв руки к небу, стала горячо молиться Богу. Отец Сережи был уверен, что мальчик умирает и с горькими слезами убеждал жену подчиниться воле Божьей. Вдруг больной ребенок открыл глаза и стал просить, чтобы его оставили подольше в этом чудесном лесу, среди душистых цветов, травы и тени. Родители были чрезвычайно обрадованы бодрым видом Сережи, тотчас-же распорядились выпрячьлошадей, развели огонь, вскипятиликотелок родниковой воды, напоили Сережу ромашкой, хорошим вином и, пообедав на свежем воздухе, спокойно и крепко заснули. Ночевать отправились в ближайшую татарскую деревушку, а на другой день мальчик снова порадовал своих родителей бодростью и хорошим видом. Мать решила не обращаться более к докторам и не пичкать Сережу лекарствами, а восстанавливать его здоровье прогулками, пребыванием на свежем воздухе и хорошим питанием. Сильно нуждаясь в деньгах, она не жалела платить очень дорого за старое, крепкое вино, которое ей привозили из Казани, и оттуда же через почтальона получала хороший белый хлеб для своего ненаглядного мальчика. Нежный, заботливый уход матери сделал свое дело: Сережа начал понемногу оправляться и через несколько месяцев после памятного дня, проведенного им в лесу, был уже совершенно здоров.
Однако, продолжительная болезнь сильно расстроила детский организм Сережи. Он сделался болезненным, впечатлительным ребенком, всегда готовым расплакаться от какого-то странного чувства жалости ко всем окружающим. Продолжительные и сильные страдания сделали мальчика чрезвычайно чутким к чужому горю. Так, например, услышав чей нибудь крик или плач, он посылал старших посмотреть, кто плачет, говоря: “верно, кому-нибудь больно”. Больше же всего он волновался при виде своей крошечной сестрички, родившейся во время его болезни. Сереже беспрестанно казалось, что ей холодно, что она голодна, и он просил позволения одеть ее своим платьем или угостить своим кушаньем. Поправившись настолько, что мог сидеть в кровати мальчик часто брал к себе сестрицу и забавлял ее картинками или же деревянными брусочками и шариками, из которых он строил какие-то фантастическиездания, а малютка разрушала их махнув своей ручонкой.
Когда девочке минуло два года, её четырехлетний брат стал занимать ее рассказами о чудесах мира Божьего, которые ему удалось видеть во время своих частых поездок. Он говорил о том, как хороши поля, горы и леса, как просторны и разнообразны они но сравнению с их небольшим городским садом…
В это время семья молодых Аксаковыхжила в Уфе, в громадном и старом доме Зубова, отца Марьи Николаевны. В двух небольших комнатках, называвшихся “детскими”, проводили брат с сестрой дни своего детства. Тут читал Сережа первые книжки, тут с замиранием сердца слушал он страшные рассказы суеверной старухи няньки. Она наговорила детям столько чудес о буке, о домовых и мертвецах, что нервный мальчик стал бояться темноты и сделался очень трусливым ребенком. Так, например, нянька уверила Сережу, что в бывшем кабинете его дедушки Зубова за столом часто появляется умерший старик и разбирает какие-то бумаги. Боясь увидеть это страшное привидение, мальчик проходил мимо кабинета не иначе, как зажмурив глаза. Однажды он забыл сделать это и заглянул в окно кабинета. Под влиянием рассказа ему почудилось, что за столом сидит какая-то фигура в белом. Сережа громко закричал и упал в обморок. Марья Николаевна долго успокаивалаперепуганного мальчика, убеждая его, что он принял за покойного деда кучу белья, лежавшего на кресле, а няньке строго запретила рассказывать детям всякий вздор.
Любимым занятием Сережи в эту пору было чтение толстой книжки, называвшейся “Зеркало добродетели”. Особенно-же нравились ему там два рассказа: “Признательный лев” и “Сам себя одевающий мальчик”. Аксаков говорил впоследствии, что он долго помнил физиономии и льва, и мальчика, изображенных на картинках этой книжки. Настало, однако, время, когда были прочитаны и чуть не выучены наизусть все рассказы в Зеркале добродетели, и Сережа сильно заскучал без чтения. К счастью, в эту пору его родители познакомились с богатым и очень образованным человеком, который, узнав о любви мальчика к чтению, подарил ему 12 книжек журнала “Детское чтение для сердца и разума”. Вне себя от радости прибежал Сережа домой, лег в кровать, закрылся пологом и принялся за чтение, от которого ни за что не хотел отрываться, упорно отказываясь идти обедать. Марья Николаевна едва могла справиться с этим неразумным увлечением своего Сережи, который иногда зачитывался до того, что становился как-бы помешанным. Она спрятала у себя книжки и выдавала их сыну только в определенные часы. Тем не менее в месяц с небольшим мальчик прочитал все 12 книжек. Много интересных сведений о громе и молнии, о дожде и облаках, о жизни муравьев, пчел и о превращениях бабочек узнал Сережа из этих книжек; много забавы и удовольствия доставили ему рассказы о старом волке, которого прогоняли от себя все пастухи, “О смешном способе ловить обезьян” и т. д.
Когда Сереже было около пяти лет, он услышал печальную новость о том, что мать его больна и что ей необходимо съездить в Оренбург к доктору, который славился своим искусством. Тимофей Степанович должен был сопровождать слабую жену, а детей они решили завезти по дороге в Новое Аксаково и оставить их у бабушки и дедушки.
Недолги были детские сборы: уложил Сережа свои любимые книги, не забыв и старого друга “Зеркало добродетели”, захватил деревянные брусочки или “чурочки” для игры с сестрицей, простился с дворовой собакой Суркой, которую сам воспитал, и побежал сказать матери, что готов ехать хоть сейчас.
Много незабвенных и прекрасных впечатлений доставила эта летняя поездка Сергею Аксакову, чуткая душа которого уже и в те ранние годы ценила красоту Божьего мира. Переправа на пароме через многоводную реку Белую, старые развесистые деревья прибрежного леса (на местном наречии такой лес называется уремой), ночевка в поле, на благодатном просторе башкирской степи, все это до такой степени восхищало и волновало впечатлительного мальчика, что временами он становился необычайно серьезен и молчалив. Все смеялись над “задумавшимся Сережей, который даже не отвечал на обращенные к нему вопросы, а в это самое время в душе ребенка зарождалось то восхищение родной природой, которое потом так увлекательно было выражено в его сочинениях. “Я был подавлен величием картины, красоту которой я чувствовал, хотя объяснить, конечно, не умел”, писал о себе Аксаковвпоследствии.
В эту-же поездку Сереже пришлось испытать первые восторги удачного уженья рыбы. Продвигаясь вперед по волнистой степной равнине, покрытой желтеющей травой и пушистым ковылем,Аксаковы добрались наконец до живописной долины, по которой протекала быстрая и красивая речка Дема. Карету остановили под тенью громадногоосокоря, среди великолепной растительности берегового леса. Путешественники расположились пить чай и обедать под тенью высокой черемухи и рябины, покрытой кистями незрелых еще ягод; из лесной чащи доносился аромат спелой черной смородины, а дикая малина и ежевика протягивали свои ветки, усыпанные сладкими ягодами. Но на этот раз Сережа относился равнодушно к прелести лесной природы: он уже побывал на берегах Демы и видел, как металась на ней рыба, шумными всплесками выскакивая на поверхность воды. От нетерпения сердце стучало в груди мальчика, чувствовавшего, что его ждет новое, неизведанное еще удовольствие; после чаю он неотступно стал просить отца показать ему, как удить рыбу.
Евсеич (слуга Аксаковых, ходивший за Сережей) приготовил барчуку легонькое удилище и, надев на крючок кусок хлебного мякиша, усадил мальчика на берегу. Вдруг поплавок закинутой удочки погрузился в воду: “Тащи, тащи” закричал Евсеич. С большим трудом выдернул Сережа удочку, на которой висела порядочная плотвичка. Весь дрожа от радости бросился он к матери со своей драгоценной добычей, но Марья Николаевна очень холодно отнеслась к его удаче и даже не хотела больше пустить мальчика к реке, говоря, что ему вредно волноваться. Эти слова были настоящим ударом для Сережи; слезы так и брызнули у него из глаз и он рассказывал впоследствии, что наверно захворал-бы с горя, если-бы Тимофей Степанович не уговорил жену позволить Сереже поудить еще немного. Поймав несколько плотвичек, Сережа вернулся к матери необыкновенно возбужденный. Вот, что написал он об этом: “Уженье просто свело меня с ума! Я ни о чем другом не мог ни думать, ни говорить… Удочка, дрожащий и ныряющий поплавок, согнутое от тяжести удилище, рыба, трепещущая на лесе,– приводили меня, при одном воспоминании, в восторг, в самозабвение”. Интересно, что любовь к уженью рыбы не исчезла и впоследствии, и Сергей Тимофеевич никогда не относился к этому занятию как к простой забаве; он подробно изучил все приемы и способы удильщиков, сделал много ценных наблюдений над тем, когда и как выгодно ловить разных рыб и написал прекрасную книгу: “Записки об уженье рыбы”.
Но дороге в Новое Аксаковопутешественникам пришлось проехать через Надеждино, принадлежавшее тетке Тимофея Степановича, Надежде Ивановне Куроедовой. Сама хозяйка была в это время где-то в другом имении, но Аксаковы остановились на некоторое время в доме своей родственницы. При осмотре сада Сережу особенно поразили великолепные родники, которых там было больше двадцати, и которые вырывались из середины горы, поднимавшейся над прудом. Чистая и прозрачная ключевая вода то кипела и билась у самой подошвы, то стеклянной бахромой падала из деревянных колод, в которые были обделаны некоторые родники. С большим интересом осмотрел также Сережа водяную мельницу и съездил с отцом полюбоваться на уборку ржи и на поля, засеянные маком, горохом и овсом.
Переночевав в Надеждине, отправилисьАксаковы дальше и дня через два добрались до имения Степана Михайловича, расположенного между двумя большими прудами и окруженного высокой березовой рощей. Приближаясь к дому дедушки, Сережа заметил, что лицо его матери сделалось очень грустно, а на глазах блестели слезы. Это огорчение матери перешло и на мальчика; смущенный и невеселый вышел он из кареты, остановившейся перед крыльцом небольшого и некрасивого деревенского дома.
Старая, добродушная бабушка с меньшой дочерью, Евгенией, и больной дедушка, Степан Михайлович, не очень понравились Сереже. Они показались ему какими-то грубыми, простыми людьми, не похожими ни на его родителей, ни на их уфимских знакомых. К тому-же ночью мальчик услышал плач матери и её печальные слова, сказанные мужу: “Как я их (детей) оставлю? На кого? Я умру с тоски; никакой доктор мне не поможет”. Любящее сердце Сережи наполнилось тоской и какой-то мучительной тревогой. Всю неделю, которая оставалась до отъезда его родителей в Оренбург, он был сам не свой. С искренним состраданием смотрел он на слабость больной матери и желал, чтобы она как можно скорее ехала к доктору, по тотчас-же на него нападал страх перед разлукой и боязнь остаться с родными, которыебыли с ним не особенно ласковы. Наконец наступил час отъезда. Когда карета с плачущей Марьей Николаевной тронулась со двора, Сережа пришел в исступление, сбежал с крыльца и пустился догонять карету с криком: “маменька, воротись!..” Печально прошел для Сережи и Нади тот месяц, который им пришлось прожить в Новом Аксакове без родителей. Скоро наступила ненастная погода, и дети большей частью сидели в своей комнате под надзором Евсеича, забавлявшего их своими рассказами и с удовольствием слушавшего в свою очередь чтение Сережи. Выслушав однажды “повесть о несчастной семье, жившей под снегом”, Евсеичрассказал детям о том, как прошлой зимой Аксаковский мужик, Арефий, пролежал занесенный снегом двое суток и остался жив. Отправившись в лес за дровами, он заблудился и пошел пешком искать дорогу. Поднялся буран (метель), стемнело, мужик завяз где-то в ложбине, его и занесло снегом. Когда лошадь прибреладомой с пустыми санями, все поняли, что с Арефьем случилось несчастье и бросились искать его. Долго не могли напасть на след пропавшего мужика, и только на третий день заметили, что собака какого-то проезжего крестьянина остановилась и роет нору, из которой идет пар. Стали раскапывать снег и увидели, что в глубине его образовалось обтаявшее место, а в нем лежал спящий человек. Так и нашли Арефья, которого затем долго оттирали снегом и внесли в избу, где он еще сутки лежал совершенно без памяти, а потом опомнился и попросил есть.
Сережа так заинтересовался рассказомЕвсеича, что пожелал непременно увидеть Арефья, так удивительноспасшегося от неминуемой смерти. Познакомившись с несчастным мужиком, Сережа заметил, что пребывание под снегом сильно ему повредило: Арефийбыл похож на дурачка, говорил очень плохо и совсем не мог рассказать, как он заблудился и что испытывал, когда лежал заживо погребенным.
Несмотря на все заботы и попечения преданного Евсеича, дети Аксаковыхчувствовали себя одинокими и чужими в доме дедушки: замужняя тетки Сережи, приехавшая погостить к Степану Михайловичу, были очень неласковы с маленькими Аксаковыми, смеялись над ними, называли их городскими неженками, а если и давали что-нибудь сладкое, то приказывали есть лакомства потихоньку, чтобы старшие не видали. Все это было так не похоже на то, к чему привык Сережа в родительском доме, что он начал страшно тосковать, сделался грустным, рассеянным, часто плакал и своим горем доводил до слез маленькую сестрицу.
В один из самых скучных дней, дворовая девушка вбежала в комнату детей и громко закричала: “Молодые господа едут!” В первую минуту Сережа не поверил такому счастью, но что с ним сделалось, когда его вывели в сени и он увидел милое лицо своей матери за стеклом подъехавшей кареты!
Внезапное чувство радости, охватившее душу мальчика, было так велико, что он не выдержал этого волнения и лишился чувств. Опомнился Сережа уже на коленях матери. Марья Николаевна приехала из Оренбурга значительно поздоровевшая и ободренная уверением доктора в том, что у неё нет никакой серьезной болезни. С возвращением родителей и дети словно ожили, повеселели, стали меньше дичиться старших, бегали по всем комнатам и даже подружились со своим строгим дедушкой. Он с удовольствием слушал рассказы и чтение своего внука, но особенно любил малютку Надю, которую называл “козюлькой” и часто брал к себе на колени. Отдохнув несколько дней, молодые Аксаковыотправились к себе в Уфу, с большими затруднениями проехав путь от Аксаковадо Уфы в шесть дней. На дворе стояла холодная осенняя погода, ночевать приходилась в курных мордовских избах, не имевших труб и наполнявшихся страшным дымом во время топки печей.
Как хорош показался Сереже после долгого отсутствия их большой городской дом с высокими и просторными комнатами! Наступившая зима прошла вообще очень весело и оживленно для семьи Аксаковых. К Марьи Николаевне приехали её меньшие братья, офицеры. Оба они были молодые, веселые и ласковые люди; Сережа особенно заинтересовался их уменьем читать наизусть стихи и рисовать краскамихорошенькие картинки. Кроме того, живая и общительная от природы Марья Николаевна, обрадованная тем, что здоровье её становилось все лучше, принимала у себя много гостей, которые с удовольствием съезжались на обеды гостеприимных, хотя и очень небогатых молодых хозяев. По общему замечанию с этой-же зимы и Сережа начал сильно развиваться во всех отношениях: он вырос, поумнел, сделался смелее и находчивее. Быть может он просто вполне оправился теперь от своей детской болезни, но возможно и то, что на него хорошо повлияло общество образованных людей, собиравшихся у его родителей. Впрочем, не все гости Аксаковыхотличались уменьем ладить с детьми и располагать их к себе. Некоторые иззнакомых имели несносную привычку приставать к мальчику, дразнить его и доводить его до отчаяния и дерзких поступков. В этом отношении особенно отличался товарищ молодых Зубовых (братьев Марьи Николаевны), офицер Волков. К большому горю Сережи он, вместе с его обоими дядями, постоянно придумывал что-нибудь неприятное для мальчика и буквально изводил его этим. Как раз в середине зимы Сережа узнал, что его отец купил в тридцати верстах от Уфы участок земли, по которому протекала река Белая. В доме Аксаковых много говорили о том, какие большие и рыбные озера приобретены вместе с этим имением, какие чудесные леса растут на ней. На земле решили, построить деревню с господской усадьбой и назвать ее в честь Сережи “Сергеевкой”. Мальчик был несказанно счастлив таким почетом; ему представлялось, что эта деревня уже составляет его собственность, и он без устали говорил о ней со всеми родными и знакомыми. Заметив это, Волков сперва приставал к мальчику, чтобы он подарил ему Сергеевку, затем стал торговать ее у Тимофея Степановича, чем страшно раздражал бедного мальчика. Наконец Волков придумал еще более грубую шутку; он написал бумагу, в которой говорилось, что Тимофей Степанович соглашается выдать замуж за Волкова свою маленькую дочку и с согласия Сережи даст за ней в приданое Сергеевку. Узнав, что он должен будет лишиться и любимой сестры и собственного имения, Сережа пришел в бешенство. Не помня себя от гнева, бросился он в столярную, схватил там деревянный молоток и пустил им прямо в Волкова. Хотя удар, нанесенный Сережей, был, и не особенно силен, все-же виновного наказали очень строго: его одели в грубое суконное платье и поставили в угол в пустой комнате. Долго уговаривала Марья Николаевна своего сына раскаяться и извиниться перед Волковым. Сережа твердил, что ни в чем не виноват и просить прощения не станет. Дело кончилось тем, что мальчик уснул на голом полу и проснулся совсем больным. После этого происшествия Марья Николаевна уже никому не позволяла дразнить мальчика.
В эту-же зиму Сережу начали учить чистописанию и арифметике, для чего пригласили учителя из народного училища. Матвей Васильевич был человеком недурным, но скоро возбудил страшное негодование Сережи своим грубым обращением с учениками. Как-то раз Марья Николаевна позволила отвести своего сына на урок в народное училище. В большой и неопрятной комнате Сережа увидел печальную картину: за столами сидели мальчики грязные, растрепанные, одетые почти нищенски; позади большой черной доски стояли на коленях трое наказанных учеников. Учитель сердито кричал, бранил мальчиков самыми грубыми словами, а по окончании урока позвал трех сторожей, которые пришли с пучками розг в руках и принялись сечь школьников, стоявших на коленях. Все это так тяжело подействовало на Сережу, что домой он вернулся весь в слезах и на тревожные вопросы матери с гневом рассказал о злодейском обращении его учителя с бедными мальчиками. После этого Сережу никак не могли заставить заниматься у Матвея Васильевича.
Между тем зима подходила к концу. Вот и река тронулась. С крылечка городского дома Сережа с восторгом смотрел на огромную полосу льда, двигавшуюся между берегами реки. В семье Аксаковыхстали поговаривать об отъезде в Сергеевку, где собирались провести лето. Мало по малу весна окончательно установилась, зазеленели поля и рощи за рекой. Сережу сильно тянуло из города на деревенский простор. Наконец наступил желанный день окончательных сборов,укладывания и отъезда в новое имение, в Сергеевку, которую Сережа успел полюбить по одним рассказам. Недалека была на этот раз дорога: часа через четыре езды по цветущей и душистой уреме, наполненной пением птичек, карета Аксаковых въехала в усадьбу, состоявшую из двух изб, обнесенных свежим, зеленым плетнем.
Быстро промелькнули два летних месяца среди приволья деревенской жизни. Сережа с увлечением удил рыбу, сопровождал отца в его охоте на перепелов и куропаток, катался с матерью на длинных крестьянских дрогах и ездил в поле за клубникой, которой росло очень много в Сергеевских степях. В конце июляАксаковы стали собираться к отъезду в город и Сережа с сожалением покинул свою милую Сергеевку с её чудесной природой, громадным рыбным озером и старой дубовой рощей на живописном берегу.
Тихо и спокойно зажила семьяАксаковых в своем городском доме, в Уфе. Марья Николаевна чувствовала себя здоровее прежнего и много занималась Сережей, который снова принялся за чтение всевозможных книг и особенно пристрастился к декламации старинных стихов. Читая их нараспев и с большим чувством, Сережа так увлекался описанием исторических героев и кровопролитных сражений, что с живостью начинал рассказывать о том, какую наружность должны были иметь князь Курбский, Мстиславский, какую жизнь вели они, что делали перед сражением и т. под. Особенно привлекательны казались Сереже отвага и неустрашимость; поэтому с большим наслаждением декламировал он, например, описание казанских рыцарей из трагедии Хераскова “Россиада”.– “В уста вложив кинжал и в руки взяв мечи, которые у них сверкали как лучи!..” Скоро все знакомые Аксаковых узнали о новой страсти мальчика и постоянно просили его продекламировать то или другое стихотворение; однако родители запретили Сереже рассказывать при этом свои вымыслы о разных героях, боясь, чтобы он не привык лгать, выдавая за истину то, что представлялось его фантазии.
Среди уроков, чтения и прогулок по улицам или небольшому городскому саду прошла осень и подоспела жестокая зима с такими сильными морозами, что детей заперли в комнатах, не решаясь выпускать их на воздух. Сережа скучал и занималсяперечитыванием старых книжек, как вдруг эта однообразная жизнь была прервана известием о тяжелой болезни старика Аксакова. “Ну, Сережа” сказала Марья Николаевна, “мы все поедем в Аксаково: дедушка умирает”. При виде слез отца и опечаленного лица матери Сережа сильно загрустила и с большой неохотой стал собираться в дорогу, страшась сильных холодов, смерти дедушки и той грустной жизни, которая предстояла им в деревне.
Почти двое суток ехали Аксаковы, вытерпев при этом мучительную духоту низенького возка, куда посадили детей с Парашей, ночевку в грязной мордовской избенке и такой холод, от которого едва не замерз один из их провожатых. ВАксаково приехали как раз во-время; старик был уже очень плох и вскоре после приезда сына скончался, успев дрожащей рукой благословить маленьких внуков. Так как главным наследником и хозяином после смерти Степана Михайловича являлся отец Сережи, то и решено было, что молодойАксаков выйдет в отставку и переедет в деревню, чтобы серьезно заняться хозяйством. Прощаясь с матерью, Тимофей Степанович обещал осиротевшей старухе как можно скорее развязаться со своими городскими делами. Однако, не легко было ему исполнить свое обещание: ни детям, ни молодой жене не нравилось НовоеАксаково; при одной мысли о переселении туда из Уфы, Марья Николаевна начинала горячиться и уверять, что “деревенская жизнь ей противна, что Аксакововредно для её здоровья” и т. под. Долго пришлось бы убеждать и уговаривать мать Сережи, если бы не помогло письмо Надежды Ивановны Куроедовой, которая напоминала Аксакову о необходимости поскорее переезжать в имение, оставшееся без хозяина. В конце она прибавляла просьбу помочь ей в управлении делами и выражала желание познакомиться с маленькими Аксаковыми, своими будущими наследниками. Желания уважаемой родственницы считались чуть-ли не законом в семье Аксаковых, и Марья Николаевна должна была подчиниться своей участи.
На этот раз сборы Аксаковых были довольно долгие, а тут еще у Марьи Николаевны родился весной сын, пришлось подыскивать ему кормилицу, ждать пока отец покончит наиболее важные дела. Только в половине июля потянулся из Уфы громадный обоз с вещами Аксаковых, а вслед за ним выехали два экипажа, в которых поместились родители с тремя детьми и прислугой. Останавливаясь, как и в первую поездку, то на берегу Демы. то в Надеждине, то у глубокой и многоводной реки Ик, Аксаковыдобрались до своего имения лишь через несколько дней. Вот как описывал СергейТимофеич этот приезд. “Мать, в самом мрачном расположении духа, сидела в углу кареты; в другом углу сидел отец; он также казался огорченным, но я заметил, что в то же время он не мог без удовольствия смотреть на открывшиеся перед нашими глазами камышистые пруды, зеленые рощи, деревню и дом”.
С переселением Аксаковых в деревню не произошло больших перемен ни в жизни господ, ни в трудах и заботах крестьян.По-прежнему они собирали хлеб с полей, молотили горох, вытрясали мак, а весной пахали, боронили и засевалибарские поля. По-прежнему носили крестьянки господам полные ведра полевой клубники и грибов, а дворовые девочки целыми днями перебирали козий пух, из которого затем прялась очень тонкая шерсть.
Домашним хозяйством занимались бабушка Сережи и младшая сестра его отца; Марья Николаевна наотрез отказалась распоряжаться чем-либо в Аксаковеи, заказав обед для себя и детей, уходила в “новые горницы” т. е. комнаты, пристроенные для молодых хозяев и убранные по вкусу Сережиной матери. Здесь проводила она целые дни за рукоделием или в разговорах сподраставшими детьми, страшно скучая без общества своих городских друзей и знакомых. Зато Сереже деревенская жизнь нравилась все больше и больше. Он полюбил скромное Аксаково и спокойную жизнь в нем, полную своеобразных впечатлений. Бугуруслан, протекавший в саду, был очень богат рыбой, и мальчик долго с наслаждением вспоминал об ужениипескарей, язей и окуней в чистых водах этой быстрой и глубокой реки. В эту же пору Сереже удалось познакомиться с ястребиной охотой на тетеревов. Сердце замирало у мальчика, когда он смотрел на то, как резвый и голодный ястреб, спущенный с руки охотника, догонял свою добычу, как хищная птица бросалась на перепелку и хватала ее острыми когтями, как потом охотник бережно отнимал добычу и хищника, бросая ему в награду оторванную головку замученной птички. С увлечением настоящего охотника любовался Сережа этим зрелищем, вовсе не находя его жестоким. В ясные осенние дни детей брали в лес на сбор грибов и Сережа с большим удовольствием вынимал молодые свежие груздочки из под пелены прошлогодних полусгнивших листьев и прислушивался к ауканью да звонким песням дворовых девушек, разбежавшихся по лесу.
Любил Сережа посещать и полевые работы, сопровождая на них отца, наблюдавшего за хозяйством. Таким образом мальчик видел, как перевозят на гумно хлеб с поля, плотно укладывая снопы в два ряда и привязывая их веревками сзади и спереди; видел Сережа и молотьбу гречихи, которую тридцать баб обивали длинными цепами на гладко выметенной площадке, называемой током. Летом Сережа проводил вместе с отцом целые дни на сенокосе, то прислушиваясь к мерному шороху кос по стеблям травы, то наслаждаясь чудным запахом вянущих цветов, то наблюдая букашек, козявок и червячков, ползавших по опрокинутым стеблям растений и по обнаженной земле. С таким же интересом присматривался Сережа и к весенним полям, по которым мерными шагами двигались крестьяне, разбрасывая вокруг себя хлебные зерна, и к степям, покрывающимся сочной травой, и к холмам с цветущими кустами диких вишень и персика.
Но всего больше любил Сережа заниматься собиранием трав и цветов, червячков и бабочек или наблюдать за гнездами маленьких птичек, водившихся в смородинных и барбарисовых кустах. Аксаковговорил, что интерес к такого рода занятиям и наблюдениям в нем пробудили впервые книжки “Детского Чтения”, собственная же врожденная любовь к природе побуждала мальчика целыми часами следить за тем, как горихвостка или славка сидит на яйцах, как из маленьких пестрых яичек выводились голенькие птенчики с громадными ртами, как они росли, оперялись, и наконец, улетали из гнезда. Часто, заинтересовавшись какой-нибудь гусеницей, Сережа приносил ее домой, клал в коробочку и с нетерпением ждал её превращения в хризалиду или куколку. Необыкновенную радость испытал он, когда из золотистой куколки вышла крапивная бабочка.
В зимнюю пору и в ненастные осенние дни маленький Аксаков проводил целые часы в комнате матери за уроками или за чтением детских книг. От одного из знакомых своих родителей Сережа как-то получил в подарок два тома арабских сказок “Тысяча и одна ночь”. Он читал эти книги с таким увлечением, что не видел, как входили в комнату старшие и не слышал, что они говорили. Воображение мальчика было поражено теми диковинными приключениями, о которых рассказывалось в сказках. С жадным любопытством читал и перечитывал Сережа о гениях, заключенных в колодезях, о людях, превращенных в животных, о заколдованных рыбах и т. п. Передавая сестре или тетушке содержание этих сказок, Сережа, сам того не замечая, прибавлял много своих выдумок, прикрашивая работой пылкого воображения содержание чудесных рассказов.
Не меньше нравились маленькомуАксакову и русские народные сказки, которые мастерски умели рассказывать крепостные женщины впрежние времена. В первую же весну своего пребывания в Аксаковке, Сережа довольно сильно простудился и, запертый в четырех стенах своей комнаты, начал тосковать и страдать от бессонницы. Для того, чтобы забавить и успокоить мальчика, к нему призвали ключницу Пелагею, которая славилась как замечательная сказочница. В своих воспоминаниях Аксаков пишет, что Пелагея садилась в уголку около печки и, пригорюнившись одной рукой, начинала рассказывать немного нараспев длинные и чрезвычайно интересные сказки. По нескольку часов подряд слушал мальчик её рассказы про “Царь-Девицу”, “Иванушку-дурачка”, “Жар-птицу” и “Аленький цветочек”. Последняя сказка так нравилась Аксакову, что он прослушал ее много раз, выучил наизусть и так хорошо передразнивал все ужимки и словечки ключницы Пелагеи, что смешил этим всех родных.
“Аленький цветочек” по своему содержанию отличается от русских сказок, но зато сильно напоминает те восточные сказки, которые собраны в книге “Тысяча и одна ночь”. Объясняется это очень просто: в молодости Пелагея была крепостной девушкой помещиков, у которых ей жилось очень плохо; она убежала от них в Астрахань, где сначала вышла замуж, а потом овдовела и нанималась служить к разным хозяевам; попала она и в дом купцов персиян, но в это время узнала, что её бывшие господа продали своих крестьян Степану Михайловичу Аксакову, и что новый господин её человек справедливый, хотя и строгий. Надеясь на прощение доброго барина, Пелагея решилась вернуться на родину, где ее приняли очень милостиво и скоро сделали ключницей, т. е. старшей над всеми дворовыми девушками. Кроме ловкости, уменья хозяйничать и угождать господам, Пелагея отличалась еще способностью рассказывать сказки, которых она наслушалась от персиян; вот почему так оригинально содержание “Аленького цветочка”, записанного впоследствии Сергеем Тимофеевичем в том самом виде, в каком он слышал эту сказку в детстве. Вот краткая передача этого поэтического восточного рассказа.
У одного богатого именитого купца были три красавицы-дочери, которых он любил больше всех своих драгоценностей; особенно же дорога ему была меньшая дочь, отличавшаяся красотой и ласковым нравом. Понадобилось купцу ехать по своим делам в далекие края; расставаясь со своими детьми на долгий срок, он наказывал им жить честно и смирно, обещая за то привезти таких гостинцев, каких они сами захотят. Через три дня пришли к нему дочери и стали просить себе самых затейливых подарков. Старшая хотела иметь золотой венец с камнями самоцветными, от которого “было бы светло в темную ночь, как среди дня белого”. Вторая желала получить туалет из хрусталя восточного, цельного, “чтобы, смотрясь в него, я не старилась и красота бы моя девичья прибавлялась”. Купец призадумался, но ответил, что постарается достать эти редкостные вещи от молодых королевен заморских, у которых они спрятаны за дверьми железными. Третья же дочь, кланяясь в ноги отцу, просила привезти ей аленький цветочек, “которого бы не было краше на белом свете”. Еще больше призадумался купец и сказал, что очень трудно найти то, чего сам не знаешь. “Аленький цветочек не хитро найти, да как же узнать мне, что краше его нет на белом свету”, ответил отец своей меньшой дочери. Однако он пообещал ей приложить все старания к тому, чтобы исполнить её просьбу и, простившись с дочерьми, отправился в далекий путь.
Много заморских стран изъездил купец, меняя товары и нагружая корабли золотой и серебряной казной, нашел он подарки, заказанные старшими дочерьми и только самого красивого на свете аленького цветочка, не пришлось ему нигде встретить. Ехал он как-то со своими слугами через дремучий лес и увидел, что прямо на них летит целая шайка разбойников; бросил купец все свои товары и казну, а сам пустился бежать в лес, чтобы скрыться от недобрых людей. Бежал он в самую глушь и чащу лесную, как вдруг видит перед собой свет и торную дорогу; по этой дороге он пришел к великолепному царскому дворцу, который так и сверкал весь золотом и камнями самоцветными. Во дворце играла чудесная музыка и было неслыханное и невиданное по богатству убранство. Только что подумал купец о том, как хорошо было бы поесть чего-нибудь, как перед ним появился стол, заставленный лакомыми кушаньями; точно также исполнились и другиежелания купца: выспаться на хорошей, мягкой постели и увидеть во сне своих милых дочерей. После отдыха пошел купец гулять по чудному саду с высокими фонтанами, прекрасными цветами и райскими птицами, вдруг видит на пригорочке алый цветок невиданной красоты. Не помня себя от радости сорвал он этот цветок, чтобы отвезти его меньшой своей дочери, и в ту же самую минуту блеснула молния, загремел гром, а перед купцом появилось страшное и мохнатое чудовище, не похожее ни на зверя, ни на человека, и проревело диким голосом: “как ты смел лишить меня главного утешения, сорвать в моем саду цветок, которым я всякий день любовался. Так-то отплатил ты мне за гостеприимство и угощение? За это придется тебе умереть смертью безвременною”. Упав на колени перед чудищем, рассказал купец, зачем ему понадобился аленький цветочек и умолял отпустить его к дочерям, обещавзаплатить за себя богатый выкуп. В ответ на это страшный зверь разразился злым хохотом и заявил, что для купца может быть одно спасенье: прислать вместо себя одну из своих дочерей, которая останется жить в этом заколдованном замке. Чтобы купец скорее мог исполнить приказание, чудовище сняло с своей руки золотой перстень и подало его купцу; едва надел он это кольцо на правый мизинец, как очутился на дворе своего дома, куда въезжали возы с его покупками и товарами. Обрадовались дочери приезду отца и его дорогим подаркам; одна меньшая дочь взяла аленький цветочек, как бы нехотя и горько плакала, благодаря за него отца. На другой день рассказал купец своим дочерям обо всем, что с ним приключилось и спросил, кто из них хочет избавить его от смерти лютой, неминучей. Стала тогда перед ним на колени меньшая дочь и просила благословить ее на житье у “зверя лесного, чуда морского”, так как для неё отец сорвал аленький цветочек и рассердил страшное чудовище. Горько заплакали и купец и его старшиедочери, да делать было нечего: на третий день надела меньшая дочь купца перстень на правый мизинец и в тот же миг пропала вместе со своим аленьким цветочком.
Очутившись в чудном замке лесного зверя, она долго дивилась его великолепию, долго гуляла по саду с фонтанами и невиданными растениями, приставила аленький цветочек к тому кусту, с которого сорвал его купец, и вернувшись домой, прочла на одной из стен огненные слова: “я буду тебе не господином, а послушным рабом и стану исполнять все твои приказания”. Действительно, все, чего бы ни пожелала красавица, исполнялось в ту-же минуту. Она отправила о себе весточку отцу, ей доставлялись разные наряды, для её утешения играла чудная музыка и появлялись волшебные колесницы, на которых она каталась по расступавшемусяперед ней лесу. Наконец ей захотелось хотя бы поговорить с своим добрым хозяином, хотя бы услышать его голос. Нескоро согласился зверь лесной на просьбу красавицы, боясь, что она испугается его хриплого и дикого голоса. Однако, она скоро привыкла к этим страшным звукам и полюбила умные, ласковые речи чудовища.
Прошло еще несколько времени и красавице захотелось увидать своими глазами страшное чудовище. Долго отговаривал ее от этого лесной зверь, но красавица стояла на своем и добилась того, что зверь показался ей во всем безобразии. Увидав его верблюжьи горбы, кривые руки с когтями звериными, кабаньи клыки и совиные глаза, красавица обмерла со страху, но понемногу она сладила со своим испугом, пообещала зверю не разлучаться с ним и скоро совсем привыкла к безобразному виду мохнатого чудовища. С этих пор стали они вместе гулять и кататься.
Приснилось как-то красавице, что отец её заболел; затосковала бедная девушка, сильно захотелось ей повидать отца и сестер. Заметив её слезы и горе, зверь сказал красавице, что она может хоть сейчас же быть дома, но если не вернется к нему через три дня, то он не переживет этого горя, так как любит ее больше своей жизни. Купеческая дочь пообещала ему вернуться за час до назначенного им срока и, надев на руку перстень, мигом очутилась на дворе своего отца. Обрадовались ей родные, любовались её нарядами и дивились рассказам про жизнь в замке лесного зверя. Старшим её сестрам даже завидно стало слушать об её богатствах и о власти над лесным зверем; они и придумали переставит в доме все часы на один час, чтобы красавица опоздала вернуться домой к своему чудовищу. Но когда настал урочный час, начало болеть сердце красавицы, так и тянуло ее поскорее к доброму господину, оставшемуся в заколдованном замке. За минуту до назначенного срока простилась она с отцом и сестрами, надела кольцо на правый мизинец и очутилась в роскошном дворце лесного зверя. Тихо и мертво все было кругом; не слышит красавица ни пения птиц, ни звуков музыки, ни плеска фонтанов, не видит она и мохнатого чудовища, к которому так спешила из отцовского дома. Побежала красавица по саду и видит, что на пригорке лежит лесной зверь, охватив лапами аленький цветочек. Сперва она подумала, что зверь уснул, и стала будить его, но, убедившись, что он был мертв, красавица опустилась перед чудовищем на колени, обняла его, стала называть ласковыми словами и говорить о том, как она любит его. Только что произнесла красавица эти слова, как загремел гром, засверкали молнии, затряслась земля, и перепуганная девушка упала замертво. Очнулась она в мраморном дворце на золотом троне и видит около себя молодого прекрасного принца, а вокруг трона стоят её отец, сестры и царская свита. Принц рассказал ей, что он был заколдован злой волшебницей, которая обратила его в страшное чудовище, пообещав снова вернуть ему прежний образ, если какая-нибудь девушка полюбит его, несмотря на безобразие. Так как из всех девушек, попадавших во дворец лесного зверя, полюбила его одна дочь купца, то теперь молодой принц и предложил ей сделаться его дорогой женой. Так и кончилась история красавицы и зверя веселым пиром да свадьбою.
—–
С наступлением теплых весенних дней Сережа оправился, начал гулять по просохшему двору, любовался на разлившуюся реку, на стаи птиц, возвращавшихся с юга и с нетерпением ожидал праздника Пасхи, к которому в доме шли большиеприготовления. Дети с любопытством смотрели, как красились яйца сандалом, луковыми перьями и шелковыми лоскутками; особенно поражало Сережу искусство матери, которая простым перочинным ножичком выскабливала на красных яйцах узоры, цветы и слова.
На первый же день праздника вАксакове случилось несчастье: утонул старый мельник, который вздумал пройти в усадьбу через урему, затопленную водой. Старик долго шел в брод, погружаясь временами в воду но пояс, и громко пел песни, но недалеко от летней кухни мельник попал в глубокое место, яму или канавку, залитую водой, и больше уже не показывался на поверхность воды. Долго не могли найти его тело и только к концу дня сын старого мельника зацепил багром тело отца, попавшего под корень старой ольхи. Внезапная смерть хорошо знакомого человека, потонувшего на глазах у всех, сильно подействовала на Сережу, и долго ему казалось, что такая смерть в канаве ужаснее, чем гибель в море во время кораблекрушения.
Нельзя не упомянуть еще о поездках Сережи с родителями в имение Надежды Ивановны, Чурасово. Одинокая и богатая родственница Аксаковых скоро подружилась с Марией Николаевной и оставляла ее гостить у себя месяца по два.
Впервые пришлось Сереже видеть богатую жизнь. Толпа нарядных слуг, роскошное и обильное угощение, множество гостей, игравших в карты или развлекавшихся пением и декламацией стихов, все это поразило Сережу. Особенно же сильно он был удивлен богатым убранством чурасовского дома. Стены, расписанные изображениями цветов, плодов, птиц и зверей, хрустальные люстры, спускавшиеся с потолка, золотые крылатые змеи, приделанные к стенам и державшие во рту подсвечники со свечами,– все это было так чудесно, так напоминало волшебные дворцы из арабских сказок!.. Еще больше чудес насмотрелся Сережа во время второй поездки в Чурасово. По дорогеАксаковы заехали в гости к помещикуДурасову, с которым они познакомились у Надежды Ивановны. Дом этого богатого дворянина был настоящий дворец, а широкий двор с мраморным фонтаном и солнечными часами, крыльцо с вазами и статуями напомнили Сереже те рыцарские замки, о которых он читал в своих книгах. Во время обеда Аксаковых в зале поднялась занавесь, которую Сережа считал стеной комнаты, и начался концерт, окончательно поразивший мальчика.
Возвращаясь от Дурасова, Сережа задавал родителям множество вопросов обо всем, что он видел и слышал, хотя большинство из них так и остались не разъясненными, потому что ни отец, ни мать Сережи сами не понимали, как устроены солнечные часы, отчего фонтан бьет вверх и т. д.
Богатая жизнь в Чурасовском доме и прогулки в замечательном фруктовом саду Надежды Ивановны скоро надоели Сереже и, если бы не множество книг, которые мальчик по-прежнему читал с жадностью, то он не знал-бы как убить ему время в гостях у Куроедовой.
1-го октября в Чурасово приехал нарочный из Аксакова с известием о тяжкой болезни Арины Васильевны; отец Середки был в отчаянии, — он горячо любил мать и боялся, что ему не удастся даже проститься с ней. В дождливую и бурную погоду пришлось ехать Аксаковым домой; во время переправы через Волгу они едва не утонули, торопились как могли и все-же не застали в живых Арины Васильевны.
Прожив в своем имении шесть недель и отслужив панихиду по старушке матери,Аксаковы снова отправились в Чурасово, куда Надежда Ивановна звала их на всю зиму. В начале января Марья Николаевна неожиданно для всех собралась ехать в Казань недельки на две и объявила, что возьмет Сережу с собой. Несмотря на то, что ему предстояло увидеть большой и богатый город, мальчик нисколько не обрадовался предстоящей поездке, сердце его разрывалось от горя и он долго потихоньку плакал, не мечтая о том, что ожидало его впереди.
“А впереди ожидало меня начало важнейшего события в моей жизни”:., так заканчивает Сергей Аксаков свои воспоминания о “детских годах”. Этим важнейшим событием было поступление Сережи в гимназию.