С.Н. Шубинский. 1869 год.
I
Несмотря на заключенный в 1661 году в Кардисе мир, положивший конец русско-шведской войне, возгоревшейся в царствование Алексея Михайловича, между Россией и Швецией продолжали существовать неприязненные отношения, преимущественно вследствие неисполнения русским правительством некоторых статей Кардисского договора, касавшихся точного определения границ, торговли и возвращения шведских пленных. Чтобы положить конец взаимным пререканиям, уладить спорные вопросы, направить русскую торговлю в прибалтийские шведские гавани и посредством заключения оборонительного союза теснее сблизиться с Россией, шведский двор решился в 1673 году отправить в Москву особое посольство, состоявшее из государственного советника графа Густава Оксенширна, эстляндского ландрата барона Ганса фон Тизенгаузена, лифляндского ландрата Готарда Будберга и асессора Коммерц-коллегии Иоанна Лилиенгофа.
К этому посольству в качестве военного агента был прикомандирован молодой артиллерийский капитан Эрик Пальмквист, имевший всего 23 года от рождения, но уже успевший обратить на себя внимание правительства своим солидным образованием, способностями и произведенными им работами по укреплению Риги.
Во время пребывания в России вместе с посольством Пальмквист вел дневник, который представил по возвращении в Швецию королю. Дневник этот, хранившийся в шведском государственном архиве и лишь недавно сделавшийся известным, носит следующее заглавие: – Nagre widh sidste Kongl. Arnbassaden till tzaren i Muskou gjorde observationer otVer Russlandh, des Wager, Pass medh Fastningar och grantzer sammandragne aff Erich Palmquisi” ( – Несколько замечаний о России, о ее дорогах, укреплениях, крепостях и границах, во время последнего королевского посольства к московскому царю. Составлены Эриком Пальмквистом”). К рукописи приложены 28 листов рисунков, карт и планов in folio, рисованных самим Пальмквистом. В своем обращении к королю, которое служит предисловием к дневнику, автор, между прочим, замечает: “Я сам в разных местах тайно наблюдал и рисовал, рискуя собой, а также получал за деньги некоторые сведения от русских подданных”. К России Пальмквист относится вообще неблагосклонно. Он называет русских – нацией недоверчивой, несговорчивой, робкой, но вместе с тем надменной, много о себе воображающей и с презрением относящейся ко всему иностранному”. – Русские, – говорит Пальмквист, – обладают необыкновенной физической крепостью, очень способны к труду, но при этом крайне ленивы и охотнее всего предаются разгулу, до тех пор, пока нужда не заставит их взяться за дело. Ничто не идет более к русскому характеру, как торговать, барышничать, обманывать, потому что честность русского редко может устоять перед деньгами; он так жаден и корыстолюбив, что считает всякую прибыль честной. Русский не имеет понятия о правдивости и видит во лжи только прикрасу: он столь искусно умеет притворяться, что большею частью нужно употребить много усилий, чтобы не быть им обманутым. Русский по природе очень способен ко всем ремеслам и может изворачиваться при самых скудных средствах. Купец или солдат, отправляясь в дорогу, довольствуются тем, что берут с собою сумку с овсяной мукой, из которой они и приготавливают себе обед, взяв несколько ложек муки и смешав ее с водой; такая смесь служит им и напитком и кушаньем”. На основании сведений, собранных им о России, Пальмквист, как бы пророчески указывая на будущее поражение русских под Нарвой, считал себя в праве предсказывать шведскому королю, что – подданные Карла XI, под его предводительством, как в других частях света, так в особенности в восточной стране (т.е. России) найдут достаточно места и материала, чтоб воздвигнуть в вечную славу его величества видный трофей”.
Недавно в иллюстрированной шведской газете – Illustretad Tidning” появилось небольшое извлечение из дневника Пальмквиста, сопровождаемое четырьмя заимствованными оттуда же политипажами. Полагая, что рисунки эти интересны и ценны не только для шведов, но и для нас, мы воспроизводим их здесь в уменьшенной, но точной копии.
Первый рисунок изображает зимний поезд знатной русской боярыни. Тяжелый, массивный возок тянется по глубокому снегу шестью лошадьми, запряженными – гусем”. Толпа раболепных слуг окружает экипаж, или помогая лошадям, или готовясь исполнять по первому знаку приказания своей госпожи; встречные люди еще издалека сворачивают в сторону и, почтительно сняв шапки, пропускают мимо себя поезд.
На втором рисунке представлена практиковавшаяся тогда в России – пытка водой”. На первый взгляд, по-видимому, безвредная, она была страшно мучительна. Над преступником, крепко привязанным к столбу, утверждался на известной высоте сосуд особого устройства, непрерывно выпускавший из себя крупные капли холодной воды, которые, с математической точностью падая на обнаженное темя несчастного, производили нестерпимые страдания.
Третий рисунок изображает тогдашний Николо-Угрешский монастырь, находившийся в 10 – 15 верстах от Москвы, где обыкновенно иностранные посольства останавливались для небольшого отдыха перед въездом в столицу, а четвертый представляет прием шведского посольства царем Алексеем Михайловичем. В частности, это последний рисунок имеет несколько погрешностей, так как Пальмквист рисовал его, разумеется, на память, по возвращении с аудиенции (например, рынды, окружающие трон, представлены вместо собольих в горностаевых шапках), но в общем – он верен и характерен.
II
Шведское посольство отправилось из Стокгольма 21 августа 1673 года на военном корабле – Uttern” и четыре дня спустя прибыло в Фурусунд, куда в наше время пароходы совершают свои рейсы в четыре часа. Простояв здесь около недели по случаю противного ветра, – Uttern” лишь 14 сентября вошел в ревельскую гавань. Отдохнув в Ревеле, посольство двинулось далее уже в экипажах и 18 ноября достигло русской границы, где было встречено царскими приставами, назначенными сопровождать его по России. Переезд через границу совершен был в торжественной процессии, которую замыкала – собственная его королевского величества карета”. На каждой станции для посольского поезда заготовлялось 440 лошадей. В Новгороде возникло неожиданное затруднение, едва не принудившее Оксенширна вернуться обратно. До сих пор ни одно шведское посольство не брало с собой – собственной его королевского величества кареты”, и в данном случае присутствием ее делалась русским – особая честь”. Но оказалось, что ворота, через которые должен был совершиться въезд посольства в Новгород, были слишком низки для кареты, и потому новгородский воевода Шереметев предложил Оксенширну оставить в предместье их громоздкий экипаж и совершить въезд в царской карете. Послы обиделись таким предложением, сочтя его – подрывом репутации шведского короля”, и ни за что не хотели расстаться со своей каретой, хотя ширина и высота ворот ясно показывали, что она никак не может протиснуться через них. После долгих споров и объяснений Шереметев приказал наконец разломать ворота настолько, чтобы через них могла свободно пройти – собственная его королевского величества карета”. Въехав с обычной церемонией в Новгород, послы прожили в нем до 2 декабря и затем продолжали дальнейший путь уже беспрекословно в царской карете – со сводчатым балдахином, четырьмя вызолоченными шарами по углам, позолотой снаружи и обитой внутри красным бархатом”.
Накануне Рождества посольство достигло Николо-Угрешского монастыря, построенного, по словам Пальмквиста, – в пестром стиле, составляющем отличительную черту русско-восточных зданий”. Приведя себя здесь в порядок, послы двинулись к Москве. В пяти верстах от столицы началась живая изгородь из войск, доходившая до самого города. По левую сторону были расположены 24 полка пехоты с 200 орудий, а по правую кавалерия. Перед каждой ротой стояли трубачи и музыканты с бубнами и свирелями, производившие, по слонам Пальмквиста, – страшный шум”. Хотя день был очень морозный, посольству пришлось, однако, двигаться вперед шаг за шагом, и оно только в сумерки добралось до Москвы. У самого города его встретили три царских пристава, которые вышли из своих саней, чтобы приветствовать прибывших от имени государя, так что послам пришлось также вылезть из кареты и выслушивать любезности и отвечать на них под открытым небом, на морозе.
3 января 1674 года назначена была торжественная аудиенция послам, но в этот самый день между шведами и русскими возник спор по одному церемониальному вопросу, сделавший аудиенцию невозможной. Русские требовали, чтобы послы вступили в тронную залу без тростей и шпаг и с обнаженной головой. Послы согласились оставить трости и шпаги, но отказались обнажить головы, так как не имели на этот счет инструкций Напрасно пристава убеждали и доказывали, что – даже послы римского цезаря не являются перед царем на аудиенции с покрытыми головами”. Оксенширн упорствовал, выражая сожаление, что – из всего дела ничего не выходит”, ибо послов не хотят допустить к аудиенции – с должным его королевскому величеству решпектом и почетом”. Таким образом, в этот день аудиенция не состоялась. На следующий день послы стали просить дозволения послать в Швецию посла, чтобы – повергнуть дело на усмотрение короля”. Но русские, раздраженные упорством Оксенширча, были – просто грубы” и не только не разрешили отправки гонца, но приказали страже никого не выпускать из посольского помещения и никого не впускать туда. Эта мера, которая обыкновенно применялась в России к иностранным послам до получения ими аудиенции, обрушилась весьма неприятно на шведского резидента в Москве, Адольфа Эбершельда, который случайно находился у послов; задержанный вместе с другими, он принужден был провести ночь на голой скамье.
Раздор между русскими и шведами продолжал усиливаться, и 6 числа послам было объявлено царское приказание – на следующий день готовиться к отъезду.
– Это мы готовы сделать, – спокойно отвечал Оксенширн и велел укладывать вещи.
Тогда русские сделались уступчивее и разрешили послать гонца в Швецию. Переводчик Самуил Эосандер послан был 15 января с письмом к Карлу XI; он возвратился в Москву 19 марта с ответом, что король согласен исполнить требование царя.
30 марта аудиенция наконец состоялась. Целых три месяца пропали напрасно из-за пустых формальностей, которые играли столь важную роль в тогдашних дипломатических сношениях.
Прием происходил, по обыкновению, в Грановитой палате. Торжественное шествие двинулось из посольского дома между двумя рядами стрельцов. Впереди ехал верхом капитан Пальмквист; за ним несли подарки, присланные царю королем, а царице – вдовствующей королевой Гедвигой-Элеонорой. Всех подарков было тридцать два, они состояли из золотых и серебряных вещей (умывальник, сосуды для воды, ваза для конфет, корзины, кубки, стаканы и т.п.). Как особенно дорогие презенты, в дневнике упоминаются: – большая художественно сделанная люстра с десятью подсвечниками из массивного серебра”, – искусственный фонтан красивой и редкой работы, который бьет воду сам собой”. Вдовствующая королева дарила царице различные предметы из – благоуханного дерева – алоэ”, между прочим шкатулку с филигранной отделкой и драгоценными камнями, шесть – необыкновенно красивых разрисованных вееров”, часы золотые, – прекрасную ночную юбку”, – вышитую серебром и синими шелками прекрасную ночную кофту” и – всякие женские галантерейные вещи и раритеты”. За подарками ехал маршал посольства Герман фон Ферзен, потом следовали слуги, канслисты, пастор, переводчик, лекарь, гоф-юнкер, секретари, несшие кредитные грамоты послов на голубой тафте, пажи, потом сами послы в царской карете, везомой парой вороных коней, и, наконец, – собственная его королевского величества карста”, окруженная драбантами.
В приемной комнате, где толпились царедворцы, послов встретил князь Андрей Хилков (Kiltov), проводивший Их в тронную залу. Пальмквист, как мы уже заметили выше, сделал довольно точный рисунок этой залы. По стенам висели дорогие тканые обои, на которых были изображены сцены из мифологии и истории; решетчатые окна были украшены нарисованными на стекле портретами в виде медальонов; золотые и серебряные сосуды блистали на покрытых бархатом поставах. Царь сидел на троне, украшенном двуглавым орлом, под богатым балдахином; он держал в руке скипетр, а на голове имел небольшую шапку-корону. В стороне, на особом поставе, лежала держава. По обоим сторонам трона стояли рынды в одеждах, затканных серебром и подбитых мехом, и высоких меховых шапках.
Послы вступили в тронную залу с непокрытыми головами и остановились в десяти шагах от трона. Затем Оксенширн произнес по-шведски приветствие и прочитал письмо своего государя. Царь встал, спросил о здоровье короля и позволил послам подойти к своей руке. Оксенширн изложил цель прибытия посольства, а царь велел спросить о здоровье послов. Потом окольничий Артамон Сергеевич Матвеев пересчитал подарки, за которые царь поблагодарил. В то время, как к царской руке подходила посольская свита, была принесена скамья, и послов пригласили сесть. Членов посольства от имени царя спрашивали о здоровье, а они благодарили через маршала. По окончании этой церемонии, получив приглашение к царскому столу, удалились.
На другой день после царской аудиенции между шведами и русскими открылись переговоры. Со стороны русских их вели Матвеев и бояре: князья Юрий Алексеевич и Михаил Юрьевич Долгорукие.
– Государь наш Карл XI пришел в совершенный возраст, – начал Оксенширн, – и желает быть с царским величеством в крепком союзе. Видя этот союз, посторонние государи будут в страхе. Да и потому союз нужен, что общий всех христиан неприятель, султан турецкий, наступил войною на королевство Польское, много городов взял, лучшею и надежнейшею крепостью Каменец-Подольском овладел, а царского величества рубежи от этих стран не в дальнем расстоянии. Как султан узнает, что между вашим и нашим государем заключен союз, то станет опасаться и намерение свое отложит, а король против этого неприятеля будет всегда помогать.
Затем Оксенширн принялся излагать жалобы на неисполнение со стороны русских некоторых статей Кардисского договора.
Начался спор, о чем прежде рассуждать: о союзе или неисполненных статьях Кардисского договора? Бояре настаивали, что надобно начать с союза; послы возражали, что, не покончивши с прежними договорами, нельзя заключать новых.
– Вы прежде всего начали о союзе, а потом уже о неисполненных статьях договора, так в этом порядке и ведите переговоры, – твердили бояре.
Шведы поспорили, но уступили, стали говорить о союзе против турок и объявили, что король их обещал послать полякам на помощь 5000 человек войска.
Бояре отвечали, что 5000 очень мало: – Великий государь желает, чтобы король шведский стоял против турка всеми силами заодно, а из-за 5000 и союза заключать не для чего”.
– Но поляки сами у нас больше не просили, – возражали послы.
– Чего у вас поляки просили, до того нам дела нет, – говорили бояре, – а теперь пусть король заключает союз с царским величеством стоять против султана всеми своими силами заодно.
Послы объявили, что о таком союзе договариваться не показано; для заключения подобного союза пусть царь отправляет к королю своих послов.
– Так зачем же вы-то приехали? – спрашивали бояре и продолжали: – Нам надобен такой союз, чтобы с обеих сторон было по 200 000 войска; наши будут за Днепром и на Дону, а ваши под Каменец-Подольском или в другом каком-нибудь месте.
В таком роде переговоры продолжались около двух с половиной месяцев совершенно бесплодно. Наконец после долгих споров, взаимных пререканий, укоров и жалоб пришли к неясному соглашению и заключили следующий странный договор: – Если царское величество потребует у королевского величества помощи против недруга с этой стороны моря, то может просить надежно. Также, если королевское величество станет требовать помощи у царского величества против недруга с этой стороны моря, со стороны Ливонии, то может просить надежно”. Переговоры о торговых пошлинах и других вопросах, возбужденных послами, были отложены на неопределенное время, и 19 июня 1674 года послам была дана царем – прощальная аудиенция”.
Таким образом, дорого стоившее шведскому правительству посольство Оксенширна возвратилось, вместе с – собственной его королевского величества каретой”, домой, не достигнув, в сущности, никаких результатов и не принеся никакой пользы, за исключением разве – Дневника” Пальмквиста, который в историческом отношении не потерял своего значения и для настоящего времени и издание которого в полном виде было бы весьма желательно.
Шубинский С.Н. Исторические очерки и рассказы. – СПб., 1869.
Шубинский, Сергей Николаевич (1834 – 1913) генерал-майор в отставке, писатель, русский историк, журналист, основатель и многолетний редактор журналов “Древняя и Новая Россия”, “Исторический вестник” и библиофил.