Н. Брусиловъ.
“Вѣстникъ Европы”. № 4, 1811
Историческое рассуждение о начале Русского Государства.
862 Год есть та точка времени, с которой историки полагают начало Русского Государства, т. е. когда Руссысоединились со Славянами в одно политическое тело. Далее сего времени писатели Истории нашей не возводят — некоторые в том мнении, что “север до половины IX столетия представлял одну пустыню, в которой жители, разделенные на малые орды предводительствуемые старейшинами, или кациками, не имели политического постановления, сношения с иноплеменными, искусств и проч. {Шлец. в Нест. Русск. Изд. I, Введ. Н~Д и Н~Е.}; другие писатели: {Крит. прим. на Ист. К. Щ. I. 125–127.} хотя политического бытия Славян до Рюрика не отвергают,однако говорят, что деяния Славян и Руссов не принадлежат к нашей Истории, ибо сии народы прежде соединения их в один сонм были для нас чужды, так как и они один другому; что Руссы, праотцы наши, произошли от сочетания Славян иРуссов иноплеменных между собою, и что сие не прежде последовало, как по пришествии Рюрика на княжение Новгородское. Славяне, продолжают писатели, вытеснив Руссов,поселились на их местах и оставшихся учинили данниками, a после сами данниками Варягов учинились. Рюрик с Руссами пришед, подал случай к смешению одних с другими, и по времени к совершенному слиянию в один народ; следовательно Рюриково пришествие есть эпоха зачатия Русского народа, произошедшего от Славян и Руссов; a потому далееРюрика возводить Историю нашу есть не меньше трудно сколь и бесполезно.”
Что касается до первого мнения, не взирая на ученость покойного г. Щлецера и глубокое знание его нашей Истории, едва ли можно на оное согласиться. Правда, Варяги дали Государству сему новое образование, политическую прочность, но не основали оного вновь — оно существовало за долго до их пришествия. Славяне еще до Рюрикаимели уже города, торговлю и вероятно ремесла и художества, следовательнополитическое их бытие было уже основано. Греческий Император Константин Багрянородный {В кн. de Adm. Imp. с. 42. р. 112, 113.– См. Изв. Виз. ист. III § 16 и в Вып. Байер. у Тат. I. гл. 10.} говорит о торговле Славян в его время (X стол.); но вероятно относить оную должно еще к самой колыбели республики Новгородской. Мнение сие, подкрепляет Байер в выписках своих из северных писателей {У Тат. I. гл. 17.}. Читая доказательства Круга {Ист. роз. о др. Руск. мон. стр. 21.}, нельзя не согласиться, чтобы Россия и в сии отдаленные времена не была на несколько высшей степени просвещения, нежели как мы обыкновенно воображаем.
“Народ, говорит Круг {Там же § IV, 37.}, который, как Славяне, с Греками в толь тесных был связях; среди государства их толь часто вел войну и проводил там целые даже зимы; который многим из того, что y себя имел, был им обязан, чрез непрерывные с ними сношения познал роскошь и приятность жизни, которыймногие, доселе ему не известные, но теперь нужными сделавшиеся вещи, из Греции только мог и получить: такой народе конечно должен был стараться и в отдаленности продолжать с сею землею прежнее сношение.” Прибавим к тому, что такой народ вытесненный от благословенных берегов Дуная на край севера, не мог не основать на новом жилище своем некоторого политического тела, не мог не иметь градов и искусстве и обитать подобно диким в необработанной пустыне. Согласен, что города Славян не походили на нынешние города, что города сии были не что иное, как огражденные деревни {Шлец. в Нест. I, введ. Н~Е.}; но и сие самое не доказывает ли уже некоторой образованности нашихпраотцов? Не уже ли деяния такого народа (и от которого притом в прямой линии мы происходим) недостойны занимать места в нашей Истории?
Относительно другого мнения должно признаться, что Историю нашу возвести выше Рюрика конечно трудно, или даже и не возможно; ибо о времени пришествия Славян на север и о приключениях послепришествия их мы не имеем никакого известия, кроме того что оставил нам о сих отдаленных временах отрывками Иоаким; не знаем даже точно, когда и с какой стороны пришли Славяне {Прим. на Ист. К. Щ. I, 128.}; но нельзя сказать, чтобы повествование о их деяниях было для нас бесполезно.
История Славян живших в Сирии и Пафлагонии, история Славян живших на берегах Дуная, их войны с Римлянами, их переселения, возвышение и упадок равно как и история народов обитавших в нынешних пределах России до прихода Славян, к Истории нашей не принадлежат; ибо в противном случае должно будет возводить оную до Адама; но от времени поселения Славян в пределах вами обитаемых, начинается наша История.
Мы не можем начать оной с сей точки времени, не потому чтобы Россия не имела прежде Рюрика политического бытия, или чтобы повествование о деяниях Славян до нас не принадлежало; но по тому что о тех временах мы не имеем достоверных преданий, кроме баснословной Новгородской Летописи и сомнительного отрывка Иоакимова. История наша получает некоторую ясность со времени: Рюрикаи несомненную вероятность со времени Игоря, или лучше сказать со времени Владимира Великого, который озарив Россию светом Христианского учения, поставил оную на чреде Держав просвещенных — но сие еще не дает нам права утверждать, чтобы история сих забытых веков к нашейне принадлежала.
Но почему вообще мы полагаем, что нашествие нескольких тысяч Руссовсделало столь великую эпоху в нашей Истории и даже в многочисленных Славянских племенах?
Если бы Руссы были многочисленнее Славян; если бы они, покорив сии страны и заставив побежденных принять свое имя, заставили бы также принять свой язык, свои обычаи и нравы; если бы они, так сказать, поглотили в себе покоренные ими народы, тогда бы мы имели право сказать, что “Руссы суть наши праотцы, что от них влечем мы свою природу, и что хотя и Славян имеем долг называть нашими праотцами, но едва ли в жилах наших осталась одна капля крови Славянской” {Болт. в прим. на Щ. I, 41.}; но здесь все напротив!
Руссы, как победители, заставили принять свое имя; но будучи малочисленнее народов, ими покоренных, вместо того, чтобы Славян преобразить в Руссов, преобразились сами в Славян и в течение века исчезли совершенно. НашествиеРуссов был малый стремительный поток, ввергнувшийся с крутизны в обширный сонм вод, который, по причинам совершенно побочным, сообщил оному свое имя; но сам, смесив исток свой с сими водами, потерял свою силу и не сделав никакой ощутительной перемены в направлении сего сонма, принужден был следовать за его течением.
“Новые пришельцы исчезли в толпе Славян, превосходивших их числом и вероятно образованием {Объяснит. примеч. к Ист. карт. Шлец. сына, тетр. II, стр. 29.}.” Самый даже язык Руссов, который ни сколько не смешался со Славянским (ибо Конст. Багрянород. по прошествии почти ста лет после сего смешения еще отделяет оный от Славянского), исчез совершенно. Где остатки сего языка? Русский язык, ныне нами употребляемый, имеет ли хотя малейшее сходство с древним языком Руссов? Не чистый ли корень имеет язык наш в Славянском? Книги, на сем последнем язык писанные в XI и XII веках, не можем ли мы понимать почти без всякой трудности? Какой Русской, даже не ученый, потребует перевода Славянского наречия, кроме некоторых выражений, изменившихся с течением времени, или забытых? Самая Песнь Игорю, писанная древнейшим Славянским языком (кроме некоторых особенных мест и архаизмов) не довольно ли вразумительна для каждого Русского? И если существует какое различие между Славянским и нынешним Русским языком, то не сему смешению Славян и Руссов должно приписать оное; но причинам совершенно побочным: времени, которое изменяет все языки, просвещению, близкому сообщению с Греками, чрез несколько веков непрерывно продолжавшемуся, частым набегам диких Половцев и Печенегов и в особенностиМунгалам, от которых в двухсот-летнее их владычество, мы заимствовали множество слов и по ныне в языке нашем сохранившихся.
Мы имеем только один памятник древнего Русского языка, который еще более служит доказательством предположению, что смешение Славян и Руссов не произвело ни нового народа, ни нового языка.
Константин Багрянородный оставил нам названия Днепровских порогов по Русски и по Славянски {В кн. de Adm. Imp. c. 9. p. 59–61. См. Изв. Виз. Ист. III. § 13. в вып.Байер. y Тат, I. гл. 16. и у Шлец. сын. тетр. I. стр. 51.– Русские названия Тунман в кн. своей Von den Oest. Europ. Völk. изъяснил из Скандинавского языка. См.Шлец. в Нест. I, 325 и след.}. Положим, что названия сии им перепорчены, также как и названия городов, им же нам оставленные {На прим. Смоленск называет он Милиниска, Листвен Темуца, Вятичев Вититзево, и пр. См. объясн. прим. Шлец. тетр. I. стр. 50. Изв. Виз. Ист. § 13. и в вып. Байер. у Тат. I, гл. 16.}; однако, не смотря на это, названияСлавянские еще и теперь могут иметь некоторое на нашем языке значение, между тем как названия Русские вовсе для нас чужды.
Ульворси, Геландра, Варуфорос, Леанти, Слгрувун, что значат на нынешнем Русском языке? Однако этоязык тех, от которых, говорят, мы происходим! Но кому же теперь он понятен? Кто скажет, чтобы это было по Русски? Кто станет утверждать, чтобы от сего языка происходил наш, только сильный и сладкозвучный язык?
Но названия тех же порогов по Славянски: Островунипраг, Неясыть, Вульнипраг, Напрези, удобно понятны для каждого Русского, не смотря на расстояние VIII веков, отделяющее нас от времен Константина Багрянородного!
Ясное доказательство, что наитиеРуссов не только не произвело нового народа, но даже и в языке покоренных ими племен не сделало никакой ощутительной перемены!
Но почему же народ, который столь мало имел влияния на образование племен им покоренных, заставил принять свое имя? и почему имя сего народа, который в течение века сам исчез и преобразился в побежденных, у сих последних сохранилось?
Это произошло от причине политических. Нестор повествует, что страна сия до прихода Руссов не имела никакого общего названия. По словам его, Славяне при переселении своем с берегов Дуная разошлись по разным странам и назвались разными именами. Часть их, удалившаяся в пределы ныне нами обитаемые, поселилась на Днепре и назвалась Полянами, другие поселились в лесах и назвались Древлянами, севшие на реке Полоте назвались Полочанамии т. д. Те же кои удалились более в глубину Севера, и поселились при озере Ильмене, назвались собственным именем Славене. Сии, по мнению Круга {Ист. розыск. о др. Рус. Мон. § 11. стр. 25.}, были богатейшие, и для того-то, может быть, столь далеко зашли на Север, что боялись лишиться достояния, ценою крови приобретенного. По крайней мере, сии были образованнее из всех, ибо мы видим, что они имели города и торговлю. Но все сии племена,принявшие столь различные названия, не дали никакого особенного тем странам, кои населили. Рюрик и Олег совокупив под свою державу различные Славянскиеи Сарматские племена, населявшиевсю сию обширную страну, не имевшую до толе никакого общего названия, нарекли Русью. Руссы не Славян назвали Русью (ибо различие между сими двумя народами еще долго после того продолжалось), но токмо страну назвали Русью. Смешавшись со Славенами, Руссы в течение века исчезли совершенно; но имя Руссовсохранилось, потому, что первые великие Князья были Руссы, что в правлениеРюрика, Олега, Игоря и даже Святослава все важнейшие должности в Государстве поручены были Руссам; не смотряоднако на все усилие правительства преобразить Славен в Руссов, превосходство первых преодолело. Сами сии владетели; не только говорили языком побежденных ими народов, но даже потомки их, оставив Нормандские свои имена, приняли Славянские и даже кумиры Владимиром до восприятияхристианства воздвигнутые названыпо Славянски.
Я не отвергаю, чтобы Руссы непричислялись к нашим праотцам; они должны быть причтены к ним; но Славенесуть наши истинные праотцы, от коих мы заимствовали все и даже самый язык {Мнение сие подкрепляет Лом. “В составлении Российского языка говорит он, преимущество Славен весьма явствует, ибо язык наш, от Славенскогопроизошедший не много от оного отменился.” Др. Рос. Ист. Ч. I. гл. 1 стр. 82.}. Но что же мы знаем обе них? Мы даже и истории сего славного народа непричисляем к своей, и далее Рюрикане хотим (хотя бы с некоторою вероятностьюи могли) возвести нашу Историю.
Я не намерен защищать летописьИоакима. Читая доказательства Татищева, Болтина и Елагина, и опровержения Миллера, Шлецера и Кн. Щербатова и наипаче примечаний на ответ Болтина (Спб. 1790 624 стр. in 4 to), в которых сильнейшие доказательства приведены в опровержение, склоняюсь более верить, что показанная нам выписка из летописи Иоакина подвержена сомнению {Спор о летописи Иоак. продолжался несколько лет. Тат. нашел сей список довольно странным образом, чего он и сам не скрывает. Искавполнейших рукописей везде, где только предполагал их найти, отнесся он ксвойственному своему МельхиседекуБорсчеву, бывшему АрхимандритомБизюкова монастыря, прося его, буде имеет какие древние летописи, к нему доставить. Мельхиседек отвечал, что y него никаких летописей нет, но что y монаха того монастыря Вениамина, который принадлежит к собранию исторических сочинений, есть одна древняя летопись, из коей выпросив y Вениамина несколько тетрадей, прислал к нему.
Тат. нашел, что письмо в сих тетрадях было новое, но худое; складе старый смешанный с новым, но самый простойи наречие Новгородское.” (Тат. I, 31.) Полагая, что тетради сии нарочно для него были списаны, Тат. просил Мельхиседека прислать к нему подлинную рукопись, дабы удостовериться в её древности; но в ответ получил, что Мельхиседек умер … летописи в пожитках его не нашлось … монаха Вениамина, по исследованию, также не оказалось …. Вот как сомнительно явился сей отрывок! Однако почтение и благодарность, которыми все любители отечественной истории обязаны покойномуВасилию Никитичу, отклоняют от него всякое подозрение.
Причины, которые заставили Тат. Болт. и Елаг, признать Иоак. отрывок, суть вкратце следующая: 1 е. Что сей отрывок имеет те же самые знаки принадлежности Иоак., по которым и летопись Нестора признается за Несторову. 2 е. что повествование о пришествии Славен в Новгородские пределы вероятнее Несторова. — Иоак. полагает оное в половине V века, a Нестор до Р. X., что не может быть согласно с известными бытиями и переселениями племен Славянских. 3 е. Что призваниеРюрика, по причин его родства с Гостомыслом, вероятнее нежели сказание Нестора; ибо y Иоак. и род Рюрикаи повод к избранию его известны, a у Нестора и то и другое остается в темноте. 4 е. Что о женитьбе Игоря более ясности и вероятия. Нестор полагает Ольгу из Пскова, которого тогда еще не было, aИоак. из Изборска и от рода Гостомыслова. 5 е. Что брак Владимира с Рогнедою и рождение Ярослава яснее и с летами Владимира согласнее. 6 е. Что крещение Владимира от Болгар вероятнее, и наконец 7 е и важнейшее, чтомногие обстоятельства, положенные в Прологах и Польских Историях ни в одном списке Несторовой летописине находятся; a как Польские истории сами признаются, что пользовались летописями Русскими, и как сии обстоятельства в отрывке Иоак. находятся, то должно заключить, что летопись Иоак. им была известна. Так на прим. 6 троекратной победе Владимира над Мечиславом Нест. не упоминает, a Польская Ист., хотя сие и не к славе их отечества служит, повествует согласно с Иоак. — Тат. I, гл. 4., отв. Болт. напис. К. Щ. § 111.
Шлец. и Кн. Щерб. (ибо полагаю, что примеч. на отв. Болт. писаны самим К. Щ., как то по слогу и по горячностизащиты видно) отвергают летоп. Иоак. потому 1 е, что список сей найден у частного человека, следственно в неверном месте. 2 е. Что во многом противоречит Нестору, яко вернейшему писателю. 3 е. Что наружною видимостьюне сходствует с теми временами, в которые писан. 4 е. Что современным писателям не был известен. — “Расплогая далее сии четыре положения, продолжает соч. Примечаний: А) От чего летопись, сочиненная Епископом, имевшим более средств распространить оную, никому не была известна, a летопись простого монаха сделалась всеобщею? В) Начало отрывка: о Князях Русских старобытных Нестор монах не добресведом был, что ся дело y нас Славен в Новегороде, a СвятительИоаким добре сведомый написали проч. доказывает, что зто не самая летопись, a только список с оной и что не сам Иоак., a никому неизвестный человек о нем свидетельствует. Г) Поелику слова сии доказывают, что список сей учинен по смерти уже Иоак. и Нестора, то кто же сказал сему неизвестному собирателю, который из сих историков справедливее? Д) Иоак. полагает построение Новгорода Рюриком; не ужели он, будучи в НовгородеЕпископом, не знал, когда он построен? Е) Как бы Нестору, жившему в Киеве, куда множество людей со всей России стекалось на богомолье, не знать о лет. Иоак., или об обстоятельствах, о которых он повествует? Наконец все опровержения заключает тем, что летопись Иоак. считает не иначе, как обломком той палицы, которую Перун, проплывая Волховской мост, бросил Новгородцам. Пись. Кн. Щ. стр. II. и след.; Прим. на отв. Болт. стр; 58–85. Шлец. 68 Нест.введ. Ф. ╤. }; однако видя развалиныСлавянска, не нахожу причины сомневаться в его существовании, имея несомненные свидетельства, пережившиелетописи и предания, и удостоверяющиев вероятности сказания о владычестве Славен на севере; не могу согласиться, чтобы повествование северных писателей и Новгородского летописца было совершенно вымышленное; не могу верить, чтобы оно не имело основанием каких нибудь летописей, или записок, или по крайней мере устных преданий, хотя в песнях и народных сказках сохранявшихся. Во времена Нестора может быть сии предания уже истребились, или записки, по редкости своей, до него не дошли, и вот причина недостаточного сведения его о Новгородской древности!
Баснословие о Князьях Славян и Вандал, о двух свойственниках сего последнего Гардорике и Гунигарде очевидно; но по крайней мере баснословие сие, в образном смысле, дает нам сведение о переселении племен Славянских. Положим, что предания о Изборе, Владимире, Столпосвете, Едвигиде и Буривоетакже баснословны; но баснословие сие есть основание нашей Истории, оно (выражаясь словами Шлецера) составляет азбуку в нашей исторической системе {Я не включаю однако в это число басенного Князь-перевозчика Кия со всею его светлейшею фамилиею.}. Ромул иРем], Нума и Тарквиний, может быть также баснословны; однако слишком велика была бы жертва выключить их из Истории Римской! Впрочем какого народа начало не баснословно? Сии первые веки истории Плутарх называет веками мечтаний и чудовищ!
Нам говорят, что все повествование о древнем Славянском народе, о их Князьях, городах и тому подобному вымышлено после Нестора северными и Польскими писателями. Исторический скептицизмнаходит даже сомнение и в существовании Гостомысла, потому что переписчики: некоторых списков Несторовой летописи Гостомысла, к IX веку принадлежащего, упоминают уже при первом началеНовгорода {Шлец. в Нест. I, 149.}Миллер объявил даже догадку свою {Там же, 303.}, что Гостомысл не есть имя собственное, но что под сим названиемозначало токмо его благорасположение к чужестранцам. Они читал: Гостомиль, т. е. любитель чужестранных {Действительнооднако, если Гостомысла положить при первом начале Новгорода, тогда и Вандал и Буривой должны будут исчезнуть, если же положить его в последней половине IX века, то нельзябудет с сим согласить сказуемую Нестором дань Варягам, о которой он в первой раз упоминает под годом 859. Разве положить смерть Гостомысла прежде сего года, и что Варяги дань наложили уже после его смерти; или согласиться с Иоак., что изгнание Варягов последовало в начале Княжения Гостомысла и следственно гораздо прежде, 862, и даже прежде 853 года.}.
Но почему Шлецер и Миллерсомневаются в существовании политического бытия Славян до Рюрика? Потому что Нестор о том не упоминает. Доказательство сильное, однако не такое, против которого нельзя бы было найти возражения: 1-е доказано уже, что Преподобный Нестор писал не по устному преданию, но при сочинении летописи своей имел илидругие летописи, ему предшествовавшие, или по крайней мере записки; ибо дела, за 350 лет до него бывшие, наипаче же мирные договоры Олега и Игоря, также за 150 лет и более до него учиненные, описанные им с такою подробностью, не могли чрез стол долгое время сохраниться в устном предании, в сем удостоверяет нас другой дееписатель Симон, Епископе Суздальский {Подтверждением сего мнения, кроме свидетельства Симона, кажется, может служить и следующее: Нестор, защищая Кия, что он не был перевозник, говорит: “И нии же неведущеглаголаху, яко Кий есть перевозник был, у Киева бо бяше перевозе тогда с оные страны Днепра, тем глаголаху: на перевоз на Киев. Аще бо, былперевозник Кий, то не бы ходил ко Царю граду. Но сей княжаще в роду своем и приходившю ему ко Царю, несвемы, но токмо о сем вемы, яко же сказуют, яко велику честь приялесть от Царя.” Не уже ли чрез столько сот лет все это могло сохраниться в предании, даже и то, что y Киева был перевоз? И если бы это было только устное предание, то почему Нестор мог бы одно отвергнуть, a другое принять? Яко же сказуют, служит сильным доказательством, что Препод. Нестор руководствовался летописями; или записками. }. Легко могло статься, что записки о делах Славян Нестор не имел, или подошла к нему неверная, которую он внесть в летопись свою усомнился, и вот почему Нестор, впрочем столь полный, в отношении к древней Новгородской республике недостаточен. 2е. О Гостомысле хотя не во всех списках, однакоупоминается. Теперь трудно уже решить, Нестор ли упомянул об нем так сомнительно, или несмысленные переписчики перемешали обстоятельства. Главное то, что Нестор не отвергает его существования,следственно первая ступень сей баснословной летописи нам уже известна. 3е. Иоаким говорит, что Вандал боименам сыновей своих построил три города: Изборск, Владимир и Столпосвят {Тат. I, 32.}. Я не утверждаю, что отрывокИокима есть истинный, может быть он и ложен; но не могу поверить, чтобы сказание было ложно, ибо свидетельствапережившая летописи и предания убеждают в противном. Изборск существует и по ныне, Владимир ныне сельцоВладимирец в Псковской губернии.Татищев свидетельствует, что в древних Писцовых книгах именовано оно город, или пригород, и что вокруг оного в его время еще были видны остатки земляной насыпи {Тат. I, проим. 12.}. На вопрос Татищева, почему Нилова пустынь, близ города Осташкованаходящаяся, называется Столбовскою, монах сказал ему, что город Осташковв древности по имени Князя назывался Столбов; a когда Кн. Владимир Андреевичпожаловал оный своему воеводе, тогдапереименовал его Осташковым {Там же.}.
Положим, что Князь Избор вымышлен по Изборску; но не уже ли и Владимиреци Столбов придуманы после? Кто делал насыпь при сельце Владимире? кто придумал в древних Писцовых книгах назвать его пригородом, имя, которое доказывает, что и в старину сохранялось предание, что тут был некогда город?
Истинна ли летопись Иоакима, или подложна; вероятны ли повествования северных писателей, или подвержены сомнению; существовали ли Вандал, Владимир и Буривой, или нет: но существование Руссы и Изборска, существование обители Столбенскойи Владимирца, остатки Славенскаи древнего капища в Холмограде бывшего {Шведский историк СнорроСтурлезон, ум. 1240, полагает Холмоград на устье Двины, там где ныне Холмогоры. Тат. полагает, что Холмоград (или Колмоград {Тат. читает Колмоград, производя сие от Сарматского третий город. Положим, что Колмо есть слово Сарматское, но град есть чистоеСлавянское. Не уже ли название сего города составлено было из двух столь различных языков? Оставив в покое Сарматский язык, Холмоград и на Славянском имеет весьма хорошее значение, т. е, город на холме, что и с местным положением согласует.}, (как он его называет) был там, где ныне село Бронницы, при реке Мсте, на большой Московской дороге. Догадку сию основывает он на близости сего места от Новгорода (35 верст) и на том, что на вершине холмаблиз Бронниц, где ныне приходская того села церковь, находится водометный ключ и остатки земляной насыпи. (Тат. ╤, прим. 22.) Елаг. опровергая мнения Снорра и Тат. полагает, что Холмоградское капище было междуНовгорода и Ст. Руссы, на реке Явонии, с западной стороны в Ловать близ устья сей последней впадающей, где и по ныне видны остатки монастыря, в древности Демоном называвшегося: a от Мсгаы к югу нарочитой высоты гора, на которой видны остатки каменной ограды и в средине студенец с водометом, или ключом, близкоторого каменные равнины. По сим остаткам, a равно и по названию Демон монастырь, (ибо, идолы бесами, a волхвы демонами, не токмо по суеверию народному, но и в Минеи Четьи на многих местах называются) полагает, что в глубокой древности на сем месте было капище, или обитель жрецов. С сей высоты, гов. Елаг. виден чрез Ладожское озеро (вероятно Ильмень) Новгород, и хотя сухим путем отстоит от оного в 30 верстах, но водою, в хорошую погоду, можно в час достигнуть. Кн. I, гл. I. в прим. к § 6 му.}, пережив летописи и предания тех времен, служат нам доказательством бытия Славянского владычества на севере и вероятности повествования обе оном!
Но оставим баснословные времена и обратимся к повествованию, которое признается несомненным.
Нестор о начале Русского Государства повествует следующее: Варяги брали дань с Славян, Чуди, Мери и Кривичей. В 862 г. народы сии восстали на Варягов, прогнали их за море, отреклись платить дань и начали управляться сами собою. Но у них не было никаких законов, род восстал на род, несогласие и раздор водворились между ими и породили междоусобные брани, ужасы междоусобия (и советы Гостомысла) побудили их искать в чужих странах владетелей. Они отправили посольство к Варяго-Руссами пригласили к себе трех братьев на княжение: Рюрика, Синеуса и Трувора, которые к ним и пришли с родами своими, приведя с собою дружинумногую {В Радз. и Ипат. сп. сказано всю Русь, но Шлец. Т. I. гл. XX замечает, что в других списках сказано гораздо основательнее дружину многую.}.Рюрик основал пребывание свое в старой Ладоге, Синеус на Белеозере, a Трувор в Изборске. Чрез два года потом Синеус и Трувор умерли.Рюрик, оставшись один (и успев укротит возникшее возмущение Славян Новгородских), перенес столицу свою в Новгороде и учинился самодержавным властителем всей страны {По сказанию Иоак. выбор сей сделан по совету Гостомысла, который, умирая без наследия мужскогопола, присоветовал избрать после себя на княжение детей дочери своей Умилы. Положим; что все сказание Иоак. ложно;однако при первом воззрении нельзяне согласиться с мнением Болт., что призвание Рюрика на княжение, по причине родства его с Гостомыслом, правдоподобнее и сходнее с обстоятельствами, нежели сказание Нестора; ибо по Иоак. и род Рюрикаи повод к избранию его известны, a по Нестору и то и другое остается в темноте.}.
Рассмотрим сие сказание во всей подробности:
Варяги брали дан с Славян, Чуди, Мери и Кривичей. Сии народы наконец устыдились своего порабощения, отреклись платить дань, и даже Варягов (вероятно остававшихся для сбора податей) прогнали за море. Тогда начали они управляться сами собою (ибо дотоле были подвластны Варягам); но сии народы не умели пользоваться свободою. Внутренниераздоры, смятения восстали между ими. Ужасы междоусобия принудили их отречься своей свободы и искать Князей; которые бы ими управляли.
Происшествие необычайное, которое не согласует с национальным самолюбием, с гордостью свойственною республиканцам, с характером народов взращенных в дикой свободе, и сию свободу предпочитающих всякому благоустройству! Нестор приписывает сию перемену самопроизвольному решению Славян; однако с трудом можно согласиться, чтобы сие решение их было произвольно, самое возмущение их против властителей, ими приглашенных, подтверждает сию догадку.
Кого же призвали Славяне для учреждения порядка на их конах, для водворения суда и правды в их гриднях, для укрощения своевольства необузданного народа,мятущегося на обширных стогнах великого града? Тех же самых Варягов, тех же самых притеснителей своих, которых не задолго пред тем изгнали! Непостижимое, несообразное с естественным ходом вещей происшествие!
Пришли три брата на княжение, но где же основали свое пребывание? Не среди той страны, для управления которой были призваны; не в великом град, где должны были учредить суд и правду, и откуда удобнее могли бы управлять всеми частями сего довольно обширного Государства: но избрали для пребывания своего города пограничные. Пришли не как судьи мира и правды, добровольно приглашенные и огражденные законом, но как враги огражденные сонмом войнов, ибо как понимать иначе слава появ дружинумногую, ежели не так, что они пришли со множеством войска? Пребывая на границе, могли ли они укротить мятущиесясонмы Славен Новгородских, сильнейшей партии из четырех совокупленныхнародов?
“Но Славяне, говорят Историки {Елаг. кн. II. стар. 150. Болт. в Прим. на III. I, 177. Даже Шлец. этого мнения, см. Нест. I, гл. XVIII.}, не впустили Варягов в средину своей области, опасаясь, чтобы они не употребили во зло своей силы.” “Сам Рюрик, говорят другие {Лом. Ч. II. гл. I.}, из предосторожности не хотел жить в Новгороде, опасаясь своевольства Славен.” Объяснения сии вместо желаемой ясности еще более затмевают истину,Славяне сами призвали Рюрика и сами усомнились впустить его в Новгород?Рюрик по доброй воле пришел на княжение, и боялся жить в Новегороде?Норманны (если бы они и не знали прежде дороги к Новгороду) вообще были не таковы, чтобы опасаться жить между народом, который и прежде был им покорен!
“Но три брата, говорят {Шлец. в Нест. I, 305 и 306, и Болт. в Прим, на Щ. I, 176.}, призваны не княжить, a токмо охранять границы.” Как? народ, который имел столько силы, чтобы свергнуть с себя иго притеснителей, не имел столько силы чтобы охранить себя от насильственных вторжений? Народ, который осмелился восстать против непобедимыхНорманнов, которых имени вся Европа трепетала, сей храбрый народ должен был искать наемников для защиты своих границ? И кого же он избрал для охранения своей безопасности? Того самого, чьи цепи он расторг и с посрамлением с себя свергнул! сему самому врагу своему поручил он добровольно свою защиту! И от кого же защищать вызваны, Варяги? От Чуди, Пермяков и Варягов!…. Вызвать Варягов для защиты от Варягов!…. Надобно признаться, что такое действие, удаленное от всякого здравого рассуждения, превосходит даже легковерие Древлян в сказке о мщении Ольги!
Не уже ли ложный стыд заставиллетописателя скрыть истину, или он не знал ее? Не уже ли ложный стыд заставил Историков слепо сему следовать? Не уже ли тот же ложный стыд заставит и нас, по прошествии X столетий, скрывать истину? Не ужели слава Отечества нашего, превознесенного пред всеми другими державами, может потерпеть от того,– если откроем сию истину, если скажем, что Государство Русское основано не добровольным приглашением, но силою оружия Норманнов {Что Рюрик силою разрушил Новгородское демократическое правление, о том ясно говорит Болт. в Прим. на Ист. К. Щ. I, 178. Мил. в Собр. Русск. Ист. Стрит. Т. I. и Шлец. в Нест. II, гл. XVIII, утверждают сию истину; но чтоРюрик и в Ладогу пришел не по добровольному приглашению, кажется,Шлец. (сын) первый осмелился подать сию мысль в своих Хронологических таблицах. См. Нач. Рос. Госуд. тетр. II. табл. 2.}?
Славяне свергнули с себя иго Норманов. Сии последние, не привыкшие к таким поступкам, вооружились, собрали большое войско и полетели отомстить за свою обиду. Я воображаю сих завоевателей, в грозном величии, в бурную, мрачную ночь стремящихся на легких набойных ладьях {Издатели Правды Руской 1792 и 1799 не знали, что такое набойная ладья. Они полагали: “судно с палубою и с мачтою, каковые с товарами и с разными кладями по большим рекам ходят” Гл. 14. §. 1. стр. 77. — Круг в Ист. раз. о древ. Руск. мон. объявил весьма остроумную о том догадку. По мнению его (в подтверждение коего приводит он свидетельства многих современных писателей) набойная ладья было плетеное судно, коего бока обивались кожей, § VIII. 80–109.} своих по шумным валам Невы, которой берега, блистающий ныне златом, мрамороми порфиром, покрыты были тогда мрачным лесом, и взору самого бестрепетного завоевателя представляли одну ужасную пустыню. Какой волхв мог предречь тогда Рюрику, что на самых сих водах, в самой сей пустыне вознесется некогда град, далеко превосходящий предмет его желаний, столица пол-вселенной, надкоей водворят владычество его потомки!
Норманы ударили на пределы Новгородские. Трудно теперь решить, почему не простерли они далее своих завоеваний: удовольствовались покорением трех порубежных городов Ст. Ладоги, Бела озера и Изборска? Может быть опасались проникнуть в средину сей области, хотя раздираемой внутренними: смятениями, но довольно еще сильной, чтобы им противиться и заставить дорого заплатить за свою вольность, укрепив сии три города, они спокойно ожидали, доколе междоусобия ослабят силыНовгородцев. В сие то самое время, может быть, Славяне Новгородские, видя новое нашествие врагов при внутренних продолжающихся раздорах, присылали к ним послов и сделали тот договор, о котором Нестор повествует. По крайней мере догадка сия будет иметь более вероятности; ибо в сем случае они были уже вынуждены к сему соглашению, к сей уступке трех пограничных городов, или крепостей, в той надежде, что по укрощении междоусобия они возвратят их опять, a вместе с тем и свою вольность. По этомуони были бессильны? Так; но если принять, что они добровольно пригласили Варягов, не задолго пред тем изгнанных, то тогда не только они будут не мощны, но и малодушны. Порок, чуждый характеру Русских!
Наконец настало желанное время. Вадим храбрый соединил единодушиемрастерзанные раздором умы, воспламенил сердца любовью к Отечеству, Новгородцы готовы уже были грянуть во имя Отечества и свободы; но предусмотрительный Рюрикпри первом известии о сей решимости народа приспел со своими Варягами, рассеял толпы едва собравшихся защитников свободы, предал смерти Вадима {Кн. Хилк. в Ядре Рос. Ист. и Нехач. в Нов. Ядр. Р. Ист. говорят, что Рюрик убил собственною рукою Вадима; но кто им обэтом сказывал?..} и его сообщников, и на сем камени создал Державу, сей колосс, удивляющий и ужасающий вселенную! Смерть братьев споспешествовала его намерениям и к самодержавию, похищенному мудрою решимостью, доставила ему единодержавие всей полуночнойстраны.
Но в каком. именно году сие происходило? Летописи и Историки несогласны между собою. Многие списки Несторовской летописи полагают пришествие Варягов в 862 г.; Архангелогородский список в 863 г.; смерть Синеуса и Трувора,следственно и начало единодержавияРюрика, все списки означают по туже лету. Историки также не согласны:Татищев, Ломоносов, Болтин, Кн.Щербатов и Левек пришествиеРюрика полагают в 862 г.; Елагин в 861 г; a Стриттер и Шлецер (сын) в 863 г.; — смерть Синеуса и Трувора, или начало единодержавия: Рюрика, Татищев, Левек и Шлецер (сын) в 864 г.; Стриттер в 865 г.; Елагинсмерть Синеуса и Трувора в 864 г., а начало единовластия в 865 г.; Ломоносов лет не означает; a Кн. Щербатов смерть Синеуса и Трувора полагает в 865 г. {
Ист. Тат. II, 10–12. — Др. Рос. Ист. Лом. Ч. II. гл. 1. — Прим. Болт. на Ист. К.. Щ. I, 27. — Ист. Рос. К. Щ. I, 184, 193, 195. — Hist. de Rus. p. Levesque I, 75, 87, 89, et suiv.– Оп. пов. o Рос.Елаг. К. II. § 12, 17, но, — Ист. Рос. Гос.Стрит. I. 17, 21, 23. — Нач. Рос. Госуд.Шлец. тетр. , табл. 2.
Для любопытства читателя прилагаю здесь таблицу, из которой яснее видеть можно разность в хронологии Историков.
Но впрочем Шлецер справедливо замечает {Нест. I, 315.} что года семупроисшествию определить невозможно; да и все летосчисление до Рюриковойсмерти, или вероятнее до В. К. Игоря, который первый сделался известным Византийцам, сомнительно. Верно только то, что Варяги пришли около половины IX столетия.